— Чёрт! Не пойму… — поручик повернулся к егерям. — В каком подвале? Нихрена не понятно…

— Я проведу, — вызвался один из "соседей" и представился: — Егерь шестой роты второго батальона Громкий. Я знаю как пройти, раненых туда оттаскивал.

— Добре… Ну, погнали тогда!

Бежали под пулями часто залегая и меняя направление. Громкий на ходу пояснил, что кратчайшим путём не пройти, пришлось делать крюк, огибая разрушенный пакгауз. КП комбата-2 размещался в подвале кирпичной двухэтажки.

Провожатый залёг за обрушенной стрелой крана метрах в двадцати от дырявого как решето здания. Масканин и Прошников залегли рядом.

— Чего разлеглись-то?! — крикнули из двухэтажки. — Щас гранату кину!

— Я тебе кину! — заорал Громкий. — Я тебе так кину! Я тебе щас в зад её засуну! Своих не узнаёшь?!

— Громкий, ты что ли там горлопанишь?!

— Я!

— Не узнал! Долго жить будешь! Давай сюда!

— Пошли, — повернулся егерь. — Теперь не стрельнут.

Масканин сорвался за ним. Добежали до стены. В проёме лыбилась поцарапанная рожа часового с ручником, а где-то рядом звучал чей-то мат.

Часть подвала была отведена для тяжёлораненых. Громкий провёл по лабиринтам комнат и "сдал" "соседей" часовому у двери.

— Поручик Масканин, — представился Максим. — Мне к вашему комбату…

— Капитан Котельников в лазарете. Он тяжело ранен, — доложил возникший как из воздуха пожилой унтер. — Сейчас за него энша штабс-капитан Арефьев.

— Проводи.

Унтер кивнул и отворил дверь. А Масканин слегка напрягся от радости. Начштаб 2-го батальона Димка Арефьев ещё пару месяцев назад был у него ротным. После перевода Арефьева во второй бат, Максим его теперь видел крайне редко.

Со спины Димку было не узнать. Он стоял у стереотрубы в затёртом и засаленном бушлате и последними словами распекал по рации кого-то из подчинённых. Если б не знакомые интонации и голос — точно не узнать!

Наконец он стянул вольногорку, снял наушники, вернув шапку обратно на балду и, отложив тангенту, повернулся.

— Ба! Вот это да! Вот это встреча!