— Ага… — вставил пожилой егерь по фамилии Кряжников. — А то как же…
Масканин уставился на него, переводя взгляд с серебряной бороды на сбитые морщинистые руки, крепко держащие винтовку. Кряжников был ветераном полка, нынешняя война была для него не первой. Однако он безоговорочно уступил право командовать Гунну, признавая его воинские навыки и заслуги. Сам же Кряжников имел и поболее орденов, чем новоиспечённый комот, в эту войну "Вишню" и третьего солдатского "Георгия" на грудь добавил.
— Что не так, Глеб Самойлович? — спросил Масканин.
— Одна коза в лес ходить зарекалась, так там и осталась. Это я к тому, командир, что неча буром переть. Обойтить велгона надо. Дуром лезть не стоит.
— Не спеши, Глеб Самойлович, я ещё до этого не дошёл. Вторая тройка пойдёт в обход, по дворикам пошурудить. Первая вместе со мной напрямик… Артиллерия нас прикроет.
— Прикроем, — кивнул Неверов. — Танки били, домишки вообще посносим.
— Ну вот и ладненько… — Масканин улыбнулся. — Понимаю, браты вольногоры, задачу ставлю трудную… Но кроме нас, кто выручит?… В общем, кто со мной?
— Я и пойду, — отозвался Кряжников. — Всё одно старый. Только не дело это, чтоб ротный поперёд смерти бегал…
— Я, Глеб Самойлович, покамест умирать не собираюсь.
— И я с вами, командир, — вызвался егерь Пыхонин, — все знают, что меня пуля боится.
— Кабы тебя ещё от снаряда да от штыка заговорили… — пробурчал другой егерь с рванным шрамом под глазом.
— Так и порешим, — принял решение Масканин и повернулся к Неверову. — Готовьте, прапорщик, ваших подружек.
Рывок что было сил, до боли в суставах. Ноги словно пушинку понесли. Глаза успевают охватывать всё вокруг до самых мелких мелочей, мозг будто заработал раз в десять быстрее. Пули проносятся где-то справа и вспахивают заснеженный асфальт. Поздно! Масканин уже юркнул в сторону и пролетел три метра. Рывком вновь сменил направление. Позади воздух прошивают две одиночные, кто-то там впереди палит из винтарей.
Бросок на землю и тут же отскок вверх и в сторону, подобно туго сжатой пружине. Очередь вновь проходит мимо. Десять метров осталось… Лёгкие словно существуют сами по себе, при броске на землю дыхание ничуть не сбилось. Пять метров… Два метра… Поручик нырнул под сгоревший остов грузовика. Сзади звонко и до одури громко бьёт стамиллиметровка. И сразу за ней вторая пэтэошка. На несколько мгновений все звуки пропадают. И вдруг звенящую завесу разрывает отдалённый рык Неверова:
— Зар-ряжа-ай!.. Пер-рвое орудие фугасный! Втор-рое ор-рудие подкалиберный! Втор-рое: право десять!.. Пли!
Два огненных росчерка проносятся над Масканиным как в замедленной киносъёмке. На миг перед глазами промелькнул ярчайший образ: стоит протянуть руку и можно сорвать ближайший снаряд с траектории. Но это только отголосок изменённого сознания, на самом деле снаряды неслись со сверхзвуковой скоростью.
"Вдоль улицы ложит… — мелькнула мысль про подкалиберный. — Молоток…"
Масканин рванулся одновременно с разрывом фугасного. К дому, где ещё недавно сидел автоматчик. Навстречу летящим со второго этажа кирпичным обломкам, кускам мебели и чего-то ещё. Глаза успевают зафиксировать расползающееся дымо-пылевое облако и он уже у вскрытой стены дома.
На пути груды проваливших сверху обломков, завалы. Он проскочил их как учебную полосу препятствий, не выпуская из рук винтовку, и выбрался к уцелевшему подъезду. Вверх вела полуобваленная лестница. Он рванул на второй этаж.
Первая квартира оказалась пуста. Стену вынесло в соседний разрушенный подъезд. То ли при артподготовке, то ли сейчас снарядами Неверова. Тех, кто там сидел ещё минуту назад, разнесло в клочья. Во второй квартире напоролся на одуревшего от контузии велгонца. На рукаве шеврон всё того же 602-го пехотного полка. Значит подкрепления пока не подошли. Штык в горло. Велгонец валится, выпуская винтовку из рук…