Она смотрела на свежую кучку грязи под деревом, и ее подбородок дрожал. Я хотел втянуть ее боль в свое тело, пока Джесси не почувствует себя лучше, даже если это меня убьет. Но хуже всего было осознание того, что я поступаю неправильно, откладывая рассказ про Даррена и Артема. И все же я не мог больше смотреть на ее страдания.
– Жила-была маленькая девочка, – начала она, присев на корточки, и зарылась ладонью в землю. – Эта девочка боялась темноты и обожала батончики «КитКат». В каждом батончике было четыре части: одна для нее, вторая для отца, третья для ее мамы, а четвертая… – Она замолчала. Я знал, что она улыбается, хотя и не видел ее лица. – Девочка нуждалась в товарище, поэтому папа подарил ей на Рождество щенка. Девочка назвала его Шэдоу, потому что он всюду следовал за ней[34]. Под проливным дождем и палящим солнцем. Он находился рядом с ней, когда умер ее папа. Он был рядом, когда ее мать решила начать новую жизнь, в которую не вписывалась ее дочь. Он не оставил ее, когда у девочки забрали ее душу, оставив покрытое шрамами тело. Он всегда был с ней, хотя ее рядом с ним не было. Девочка так сильно боялась столкнуться с реальным миром, что не могла отвезти его к ветеринару, чтобы спасти.
– Джесси.
Она покачала головой, и слеза упала на землю перед ней.
– Почему правда всегда так больно ранит?
Когда я был моложе и впечатлительнее, Артем дал мне совет, который мне так понравился, что я решил на всякий случай наколоть его на своем теле. Дань уважения человеку, которого я на самом деле не знал, могла бы стать великолепной частью моего падения.
Мне понравилась фраза, потому что она казалась мне забавной. Я понятия не имел, сколько в ней правды. Я поднял Джесси на ноги, и она уткнулась мне в грудь. У меня не очень хорошо получалось утешать, но я хотел хоть как-то облегчить ей жизнь.
– Дай мне номера детей миссис Белфорт, – попросил я.
Я позвонил им в тот же вечер, пока Джесси принимала душ.
На следующий день они уже сидели в самолете.
Глава девятнадцатая
Джесси
Когда я проснулась на следующее утро, почувствовала, как во рту пересохло.
Постоянная тупая боль, словно тюрбан, плотно обвила мою голову. Мне стало интересно, было ли это первым в моей жизни похмельем. Я быстро заморгала, когда на глаза упали солнечные лучи, пробивающиеся сквозь открытые окна плавучего дома Бэйна. Реальность просочилась в меня, как мерцающий свет. Вкл-выкл, вкл-выкл.
Шэдоу умер. Вчера мы его похоронили, а затем отправились домой к Бэйну.
К текущему моменту я уже протрезвела, и меня снова переполняло горе. Я заворочалась в кровати Бэйна, которая пахла корицей и его пьянящей кожей.
Я положила руку на плечо Романа. Он был твердым как камень, и мне это нравилось, казалось, будто все его тело вырезано из самого прочного материала в мире. Твердость в противовес моей хрупкости. Сила против моей слабости. Он застонал, и я посмотрела на часы. Восемь часов утра. Роман пропустил тренировку по серфингу, очевидно ради меня, а у меня сегодня должна была быть смена, на которую я уже начинала опаздывать.
– Как думаешь, мой босс разозлится, если я опоздаю на работу? – Я обняла его за талию, прокладывая дорожку из поцелуев от плеча к подбородку. Его кожа под моими губами была такой теплой и нежной. Вчера я представляла собой жалкое зрелище. Да, у меня были на то свои причины, но я даже не задумывалась, насколько Роман замечательный. Он развернулся и притянул меня за талию, крепко обняв и скрывая свой утренний стояк.