Закончил я этот длинный и тяжёлый день установкой пожарной рации на броненосец. Просто вырезал кронштейны из оцинковки и на саморезах присобачил справа от зеркала под потолком. Ну и провода – тоже на саморезы с оцинковкой. Благо не первый мой кабель, и не сотый давно… Рация не подвела – с дежурным МЧС связались прямо из гаража коттеджа. Представился как уже привык – партизаном. Излагать по рации, прерывая фразы на выслушивание ответа, идею с созданием спасательной машины, было неудобно. Может поэтому и здесь меня не поддержали. Посоветовали партизанить и дальше, и по обкурке в эфир не выходить. Вот и поговорили…

Закончив безуспешный разговор, я выпустил такого же обиженного на весь мир Колбаскина. Помирать и оборачиваться котяра явно не собирался, только душевно страдал, будучи вынужденным сотворить свои кошачьи дела прямо в коробке. Так мы вдвоём и заявились в гостиную второго коттеджа.

Зверюга, допущенный в общество, сменил гнев на милость, а вот мне было как-то нехорошо. Да и у всех морды не слишком сияли. Вид окон с прижавшимися к ним лицами, молча провожавшими наши машины, стоял перед глазами. Трек нашей поездки Маша уже отослала на комендантский портал, но… вряд ли это что изменит. По тому району можно без всякого трека ездить – если есть кому и на чём. Но, похоже, военные уже сделали выбор – поделивший всех, как писал полвека назад Симонов, на живых и мёртвых. Спасали живых и обращения делали для живых, а мёртвые – пусть сами хоронят своих мертвецов… Попытка вывести жителей из тех домов обычным образом, по нормальным лестницам с зачисткой подъездов – приведёт к серьёзным потерям среди зачищающих. А гнать на убой своих солдат генерал не может – даже при самом циничном расчёте этот размен не оправдан. Ни по получаемым кадрам взамен выбывающих, ни по моральному духу в войсках, ни по личному авторитету командира. Кругом голяк. Ну а моя идея – для них слишком фантастическая. Хотя какого чёрта – ничего фантастического в ней нет, просто комбинация техники…

– Ты чего мрачный такой? – спросила сходу Ольга.

– Вроде неплохо съездили. Патроны получили, автомат длинный – сам же всё нос крутил на «окурок ухоотрывательный» – попыталась найти позитив Иринка.

– На людей насмотрелся…

– Ну мы же сообщили комендантским – Маша, как исполнитель, в успех своего дела верила.

– Да фиг толку с комендантских? Они уже этих людей списали.

– С чего ты взял?

– Списали – согласился Вадим. Я по дороге за майором посматривал. Кривился и отворачивался, а в планшете ничего у себя не помечал, хотя вроде бы раскрыл и карандаш вынул. Да и действительно – куда им толпа охреневших гражданских? Кто из них чего-то мог и стоил – давно выбрались. А там психи уже больше половины наверняка – мы за три дня чуть не двинулись, пока от кабана прятались, а они уже неделю сидят…

– Оклемаются. Люди и похуже вещи переживали. После землетрясений, например.

– Да дело даже не в психах. Просто некуда их собирать генералу. Он же озвучивал – полста тысяч спасено. Куда такую толпу деть, чем занять, не говоря уж – кормить?

– А чего он к партизанам обращался? Искать, запоминать… – Сашка пока что полагает, что если уж просят – то просят того, что действительно хотят получить.

– Да хрен его знает. Может пиарился – типа, для великой цели готов сотрудничать хоть с чёртом…

– Как бы не время для пиара… – рассуждает Маша.

– Не, самое время как раз. Он же тут главный ровно потому, что его считают главным. Как себя сейчас поставит – так и будет дальше. Речь, если вы заметили, знаменитую речь Черчилля напоминает.

– Эту, как её… Фолклендскую? – история у Маши никогда любимым предметом не была.

– Фултонскую – машинально поправляет Ольга.

– Нет, та антисоветская была. – продолжает свою линию Вадим – А я про ту, которая в начале войны. Типа, мы будем биться там, мы будем биться тут, мы не сдадимся, ну и так далее.