ОБЪЯТИЯ ОКАЗАЛИСЬ КАТАСТРОФОЙ. Это было своего рода приветствие от растерянности, когда один в замешательстве раскрыл объятия, а второй протянул для пожатия руку, затем – наоборот, пока, смутившись, оба не избрали более неформальный вариант. “Не могу даже и представить себе такого, – подумала Роза, – но если какому-то гостю пришлось здесь жить, я бы предпочла скорее теплые, чем холодные отношения”. Кроме того, объятие было естественно нейтральным, как товарищеское приветствие на какой-нибудь публичной церемонии. Но по-другому, конечно, быть не могло. Ничего иного Розе и в голову бы не пришло.

Объятие можно было рассматривать как, например, некую опору. Может, как раз этого-то Розе и не доставало: поддержки, опоры? Должно же быть что-то такое в жизни? Первое объятие само по себе не представляло ничего особенного, но все же: это было утреннее мужское объятие, которое явно затянулось. И вместо смущенного приветствия неожиданно возникло смущение совсем иного рода. “С объятиями покончено”, – решила Роза.

Процесс вытягивания из мужчины информации застопорился. Розу беспокоило то, что проблема, по-видимому, крылась скорее в ее собственном замешательстве, чем в увиливании от ответов мужчины. Чтобы добиться успеха, она решила подготовиться должным образом. Роза начала с составления списка прямых вопросов, в ответах на которые было бы трудно проявить уклончивость.

Потом она заполнила лист вполне себе невинными вопросами, с помощью которых можно было незаметно собрать новые крупицы информации.

Затем Роза поупражнялась. Она села на диван в гостиной, представила, что мужчина сидит на другом краю дивана, и начала:

“Кто ты? Откуда ты появился? Почему ты здесь? Как тебя зовут?”. – Роза опустила листок.

Она задавала вопросы слишком быстро. Роза слегка наклонилась вперед и вообразила мужчину, пригвожденного к месту ее взглядом.

“Кто ты?” – спросила Роза твердо, с расстановкой, зафиксировав взгляд на подушке дивана. Все прошло удачно, однако воображаемые ответы не доходили до сознания Розы.

Менее прямые вопросы давались ей гораздо сложнее, так как их нужно было задавать как можно более естественно и как бы мимоходом. Роза репетировала около часа и после этого стала чувствовать себя гораздо увереннее.

Со двора послышался бодрый звук лопаты для расчистки льда, и Роза увидела из кухни в свете уличного фонаря, как мужчина, оставив свой портфель у порога, начал в своем прекрасном шерстяном пальто скрести свежевыпавший снежный слой. Было бы здорово узнать, кто ты. Роза бросила пасту в кипящую воду и повернула на четверку ручку конфорки под кастрюлей с соусом. Она мысленно повторила подготовленные вопросы: “Откуда ты здесь взялся? Как тебя зовут? Марципан или малиновое варенье?”

Онни с грохотом вошел внутрь, переоделся в домашнее и проследовал на запах пищи в кухню. Роза решила приступить к намеченному, так как ее тренировка оставила после себя ощущение эффективности и уверенности. Она достала тарелки из шкафа и протянула их мужчине. Мужчина – и это смутило ее – оказался ближе, чем она представляла себе во время своих репетиций. Он взял тарелки и одновременно коснулся Розиных рук.

Онни стоял и дышал на волосы Розы. Роза застыла соляным столбом и закрыла глаза.

“Даже самой себе больше нельзя доверять”, – крутилось в голове Розы.

– Осторожно! – крикнула она мужчине, самой себе и тарелкам. И когда мужчина уже стоял к ней спиной, спросила: – Кто ты?

Онни чуть заметно вздрогнул, но затем начал хлопотливо счищать со стола крошки.

РЕБЕНОК ПОЛУЧИЛ КАМЕРУ и теперь снимал все: кожу, ткань, свет, темноту; он залез под стол и снимал движение ложки ко рту, он был переполнен энергией и идеями.

Радость жизни светилась в ребенке, как в маленьком негасимом маяке.

– Мама, на другой стороне земного шара не может же быть все вверх тормашками?

– Нет, золотко. Там все в правильном положении.