Глава XV

В колодце

Ведро, вопреки устрашениям ключника, оказалось совсем не маленьким и позволило мне достаточно низко присесть в нем на корточки, чем я надежно обезопасил себя от риска вывалиться наружу. Подобная эскапада была не совсем мне в новизну. Болтался уже я однажды в корзине над кручей утеса Гэд, охотясь за парочкой соколиных яиц, но все равно, едва меня начали опускать навстречу пугающей черноте бездны, почувствовал себя крайне тревожно и неуютно. Из глубины тянуло холодом. Ведро двигалось вниз достаточно плавно, и я мог как следует приглядеться к стенам ствола. Он был пробит сквозь толщу известняка, но там, где возникли разломы либо куски камня вывалились, его заделывали кирпичом, словно заплатами, которые виднелись то с одной стороны, то с другой, а местами даже по всей окружности. Свет, и снаружи тем утром тусклый, сюда едва проникал, однако и эта малость его с неуклонностью убывала по мере скольжения моего вниз, и наконец на долю мою остались лишь пламя свечи да призрачное мерцание сверху колодца, подобное мутной луне, глядящей сквозь тучу.

Спускаясь, я бдительно следил за протянувшейся по стене веревкой Элзевира, и едва показался ее конец, которым отмечен был нужный уровень, крикнул наверх, что меня пора останавливать. Меня остановили, затем подтянули точно до восьмидесяти футов, я встал в ведре на ноги и, держась за веревку, начал оглядываться по сторонам. Мне толком не было ясно, что именно следует обнаружить. Какое-то углубление? Или щель в стене, из которой на меня ярко сверкнет бриллиант? Гадать, впрочем, не приходилось. Мое внимание не привлекло здесь вообще ничего. Взгляд мой скользил по ровной кладке из одинаковых маленьких кирпичей. Я упорно продолжал изучать их один за другим, вертясь в ведре до тех пор, пока не остановился из опасения, что голова закружится. Ни к малейшему результату мои усилия не привели. Наверху, по-видимому, заметив, как пламя моей свечи перемещается из стороны в сторону, озадачились, и мастер Ключник от нетерпения выкрикнул:

– Ну как там? Что-то нашел? Сокровище видишь?

– Нет! – громким голосом отозвался я. – Ничего не вижу! Вы, мастер Блок, уверены, что отмерили на веревке именно восемьдесят футов?

До меня донесся звук голосов обоих. Они что-то обсуждали, но слов из-за эха мне было не разобрать, пока Элзевир четко не прокричал прямо вниз:

– Пол над колодцем вроде бы поднимали! Попробуй поискать чуть ниже!

Ведро снова поехало вниз, а я опять в нем присел, чтобы не видеть темный провал, из которого слышались стоны и бульканье, будто духи, поставленные сторожить сокровище сетовали на того, кто сумел столь близко к нему подобраться. И еще мне вдруг как наяву послышался милый и полный тревоги голос Грейс:

– Если он правда добыт таким скверным способом, то со злом пришел и зло принесет. Так что касайся его осторожно, если найдешь.

Но ступив на путь поисков, я был намерен пройти его до конца, и как только ведро остановилось, принялся тщательно изучать новый отрезок колодезного ствола. Он тоже обложен был кирпичами, на которых взгляд мой не ухватывал ничего интересного, пока не коснулся той стороны, где висела веревка Элзевира.

Листая книги, вы обязательно хоть на миг остановитесь, если в тексте вам попадется вдруг ваше имя или что-нибудь очень похожее на него. И если кто-то вдруг произнесет ваше имя вслух, пусть даже едва слышным шепотом, но в досягаемости от ваших ушей, вы поневоле отреагируете. Полагаю, из тысячи человек не нашлось бы и одного, кто заметил бы эту царапину на кирпиче или придал ей значение, да и моей наблюдательности на такое бы не хватило, если бы не инстинкт, подсказавший мне, что она тесно связана и со мной, и с моими поисками.

Стены иных колодцев обычно подернуты влагой, а то и зеленой слизью, но в этом ничего подобного не наблюдалось благодаря проточной воде. Она втекала и вытекала, как мне говорили, по прорытым на дне дренажам и, всегда свежая, препятствовала образованию гнилостных газов. Поэтому кирпичи, на которые я смотрел, были чистые и сухие, что и позволило мне разглядеть на одном из них отметину. Она так ясно виднелась, словно ее процарапали лишь вчера, хотя кое-какие признаки все же указывали, что сделано это очень давно. Процарапан кирпич был неглубоко, неровно и грубо, примерно таким же образом, как мальчишки несколько раз на моих глазах запечатлевали свои имена или чем-нибудь значимые для них даты на алебастровых фигурах в мунфлитской церкви. Букве «игрек», которую я заметил на кирпиче, вряд ли придал бы значение человек, не рожденный в Мунфлите. Но я-то родился и вырос там, и у меня эта буква латинского алфавита тут же вызвала в памяти черный игрек, распластавшийся на гербе Моунов, под сенью которого проходила вся моя предыдущая жизнь. Вот почему, едва эта буква попалась мне на глаза, я понял, что нахожусь у цели и передо мной метка, оставленная то ли самим полковником Джоном Моуном, то ли его слугой, которого, как рассказывал мистер Гленни, полковник убил, из-за чего на исходе жизни его изводило раскаяние. Ну и мне наконец тут все стало более или менее ясно.

Сердце у меня колотилось, как у любого, кому удалось вплотную приблизиться к исполнению заветной мечты, законна она или нет. Я потянулся к помеченному кирпичу, но, держась левой рукой за веревку, правой смог лишь слегка прикоснуться к нему пальцами. Пришлось прокричать наверх, чтобы меня передвинули ближе к этой стене. Они, похоже, сразу смекнули, в чем дело, и, обвязав петлей цепь, на которой держалось ведро, подтянули его веревкой вплотную к нужному мне кирпичу, который теперь, когда я встал на ноги, находился на уровне моего лица. На первый взгляд не похоже было, чтобы его вынимали из кладки, и пустот под ним не простукивалось, но потом я заметил на стыках его чуть больше цемента, хотя, впрочем, и этого признака мне не требовалось. Я ведь и так уже знал, что должно за ним обнаружиться, и, пристроив свечу в треугольнике между ведром и стенкой, рьяно принялся выбивать острием штукатурного молотка цемент.

Наверху, услышав стук, догадались, как обстоят дела, и не успел я еще выковырять разбитый цемент из стыков, как снова послышался резкий и жадный голос ключника:

– Что ты там делаешь? Что-то нашел?

Окрики и вопросы алчного этого типа меня бесили. Брал бы лучше пример с Элзевира, терпеливо и молча ждущего результатов. И я проорал раздраженно в ответ, что пока ничего не нашел, а что именно делаю, у меня нет пока времени объяснять.

Раскрошив и выковыряв раствор, я смог вогнать под кирпич острие своего молотка, которым поддел его и извлек из стены, но не бросил, а опустил аккуратно на дно ведра, допуская, что мне, возможно, еще придется заняться им. Внутри-то вполне могла быть какая-то полость, где сокровище и припрятано. Надобности, однако, в изучении кирпича не возникло. Предмет моих поисков лежал в проделанной моими стараниями дыре, куда я просунул руку стремительнее, чем мог бы сказать, что именно делаю. Пальцы мои ухватили маленький мешочек. Сделан он был из пергамента и походил на икорный ястык вроде тех, которые море часто выбрасывает на берег. Мальчишки их называют «пастушьими кошельками». Они жесткие и похрустывают в руках, а порой еще и гремят, если внутрь попал камушек. Мешочек, вынутый мной из стены, тоже был сух, шуршал, и внутри у него гремело нечто размером с небольшой камушек, и я, догадываясь, насколько непрост этот камушек, спешно пытался извлечь его. Казалось, столь пересохшую кожу ничего не стоит порвать, однако мешочек поддался моим усилиям только после того, как я, прижав верхний край к ведру, нанес по нему несколько резких ударов острием штукатурного молотка. Затем я встряхнул его с осторожностью, и на ладонь мне выпал прозрачный кристалл величиной с грецкий орех. Бриллиантов до сего мига мне никогда видеть не приходилось. Ни крупных, ни мелких. Но даже не знай я, что Черная Борода спрятал именно бриллиант, и не нацелься мы с Элзевиром на его поиски, все равно сразу же понял бы: он-то и лежит у меня на ладони – редкостного размера, чистоты, да к тому же искусной огранки. Света в колодце было немного, ибо давала его лишь моя свеча, и было похоже, что камень этот сияет сам по себе тысячью разных огней, то красных, то синих, то зеленых. Цвет их, стоило мне повернуть камень в пальцах, тут же менялся. Находка настолько меня пленила, что на какое-то время все прочее в мире, кроме нее, как забылось, и лишь отойдя немного от первого потрясения, я принялся размышлять о пути, который меня привел сюда, и о возможностях, которые открывает нам с Элзевиром наша добыча. Мы сможем жить счастливо до конца наших дней. Я стану богатым. Смогу вернуться в Мунфлит. Полный радужных планов, я, сидя на краю ведра, продолжал вертеть в разные стороны бриллиант. Мечты меня уносили все дальше, а бриллиант восхищал все сильнее ослепительными переливами света. Ошарашенный его блеском и бесчисленными возможностями, которые открываются перед его обладателем, я, возможно, под властью стремления сохранить подольше его при себе, не вспоминал об оставшихся наверху, покуда меня не вернул к действительности пронзительный окрик ключника:

– Что ты там делаешь? Что-то нашел?