Без раздумий скинув с себя сюртук и вытащив из ножен шпагу, я пинком выбил дверь туалета и, к своему удивлению, сбил с ног тело Стаса. То есть зомби.

Мертвец встал на ноги, посмотрел на меня бессмысленными глазами, после чего поднял руки перед собой и пошёл прямиком на меня.

– Дер̀ись, подонок! – процедил я сквозь зубы и нанёс колющий удар в грудь.

Острая шпага пропорола плоть как лист бумаги, но зомби было всё равно. Я попятился обратно в туалетную кабинку, после чего сменил тактику. Нет, я прекрасно понимал, что надо целиться в голову, но тело действовало будто бы по заложенным годами тренировок алгоритмам.

– Мьер̀де! – ругнулся я, заставляя себя действовать не по правилам фехтования.

Любой нормальный фехтовальщик знает, что если проткнуть голову противнику, то оружие может застрять и это чревато гибелью от рук соратников жертвы.

Шпага сверкнула в холодном электрическом свете и молниеносно поразила голову Стаса.

Ощущения двойственные: одна часть меня испытывает стыд и отвращение за то, что я делаю, а вторая пребывает в боевом азарте и наслаждается лёгкой победой. Вдобавок, было одно новое ощущение. Слабое покалывание во всём теле, свидетельствующее о росте могущества.

Я знал это из посетившего меня осознания, вызванного металлическим шариком. Убивай зомби – станешь сильнее. Чем больше убьёшь, тем сильнее станешь. Всё просто и понятно.

Сильнейшее воздействие на психоэмоциональное состояние? Да это оно и есть!

Так, надо успокоиться и взять себя в руки!

– Пр̀оклятье… – процедил я, переступив через тело коллеги и взглянув в зеркало. – Успокойся, р̀азмазня!

В большом зеркале над раковиной я увидел очень странную картину. Человек, то есть я, был в белой рубашке, тёмно-серой жилетке, в органично сидящих штанах, высоких сапогах, с большой двууголкой, которую, почему-то, хочется называть бикор̀ном, обязательно с французским акцентом. А на лице его была маска, очень плотно прилегающая, словно часть лица. И маска эта улыбалась глумливо-недобро. Мрачное зрелище.

Я опустил взгляд на покойного коллегу. Пешков лежал с аккуратным отверстием посреди лба – удар был неожиданно мастерским, будто я проделываю такое каждый день по десятку раз.

– Император̀ Фр̀анции должен быть и импер̀атор̀ом фехтования! – произнёс я, после чего развернулся к зеркалу и отсалютовал себе шпагой.

Спохватившись, намереваюсь закинуть шпагу в ножны, но останавливаю себя и резким взмахом стряхиваю на кафель пола кровь с клинка, после чего извлекаю из кармана белый платок, которого там раньше не было, и вытираю им лезвие.

Что делать дальше? Я понятия не имею!

Если всё это не зомби-апокалипсис, а первоапрельская шутка, во что мне совсем не верится, то у меня большие проблемы! Я убил, минимум, троих! Холодным оружием, как жестокий убийца!

– Не вр̀емя для р̀ефлексии! – одёргиваю я себя. – Импер̀ия ждёт своего импер̀атор̀а!

Ох, у меня плохие предчувствия… Я не хочу всё это говорить, но не могу с собой ничего поделать, потому что я хочу это говорить! Это будто часть меня!