Тата оглядела комнату. Маленькая, с полукруглым окошком. Диван, накрытый пледом, старое кресло, узкий шкаф. Одно яркое пятно на полу – коврик с цветами. Занавески на окнах тюлевые, легкие. В углу Тата приметила полку с книгами. «Ничего не понимаю. Так, значит, мама живет здесь. Под крышей. В клетушке. А он, барин, спит там, среди белой арабской мебели. Нормально». Тата тянула время, чтобы найти правильные слова в этой ситуации. Семейная жизнь родителей – это табу, но вот удобство, здоровье… Здесь наверняка летом пекло, а кондиционера не видно.
– Как мило, – наконец, вымолвила она.
– Да? Тебе тоже нравится?! – обрадовалась мать. – Ты знаешь, я тут так отдыхаю! Никого не слышно, не видно…
«Ну, еще бы! Сюда ты, мама, доползаешь без ног, когда всех уже накормила, обстирала, за всеми убрала!» – подумала Тата.
– А ты ничего не узнаешь? – мать посмотрела на дочь.
– А что я должна узнать? – Тата оглянулась и тут же вскрикнула: – Стол! Да, папа делал еще его! И диван из его комнаты! Мама, ему столько лет! Как ты его сохранила?!
– Дом не сохранила, а мебель отцовскую сохранила. Твоя мать глупая гусыня.
– Да перестань же! Это так здорово!
Тата только сейчас поняла, что комната в точности повторяет обстановку в их старом доме. Это все стояло в комнате, где любил сидеть отец и листать свои книжки по виноделию.
– И полка его. И журнальный столик. Я в последний момент его из дома забрала. И, знаешь, тут летом бывает жарко, и места немного, но мне здесь очень хорошо.
Тата поняла мать. Эта комната – осколок той старой жизни, который она сохранила для себя. И бог с ней, с этой огромной спальней и белой арабской мебелью, если здесь отдыхаешь душой. «Да, и все же козел он, этот дядя Слава!» – подумала Тата и распахнула платяной шкаф.
Через два часа они, наконец, вышли на улицу. Тата забраковала все, что увидела в шкафу на плечиках, – там не нашлось ни одной новой вещи. Не слушая причитания матери, Тата почти все связала в узлы на выброс, оставив только несколько теплых свитеров.
– Ты наденешь сейчас мою одежду – брюки, джемпер. Она на тебя как раз будет, такая ты… изящная стала. А в городе мы тебе что-нибудь присмотрим, – распорядилась Тата.
Людмила Савельева уже не возражала. И хотя ее давно крашенные волосы были перехвачены цветной резинкой, а щеки алели неестественно ярко, выглядела Людмила Савельевна лучше. Рядом с ней шла красивая и модная дочь. Впереди у них были приятные дела в салоне, погода была теплой, и мир казался не таким выматывающим.
– Ну, что Гена твой? – какой раз спросила мать.
– Гена – хорошо. Работает. Мы же хотели в свадебное путешествие поехать, поэтому ему сейчас надо все дела сделать.
– Так свадьба только в конце апреля? – изумилась мать. – Он что же, не успеет?
– Банковские дела – они такие тягомотные… – расплывчато отвечала Тата. – И потом, начальство тоже требует.
– Так ты говорила, что он у тебя и сам начальник?!
– Да, у него в подчинении целый департамент. Много людей, понимаешь. Это же тоже тяжело, сам сделаешь – спокоен. А вот за другими проследить… – Тата, как могла, уводила разговор из опасной зоны. – Вот ты сама покормишь кроликов и не думаешь ни о чем. А доверь живность постороннему – места себе не найдешь. Но с другой стороны, одной тоже нельзя все делать!