— Свидетельница Никанорова, вы работаете в штате ВМАТУ? Или вам выдали разовый пропуск на вход в училище?

— Разовый пропуск дали. А что?

— А то, что ни вас, ни четырех остальных свидетелей не было в указанное время в училище и тем более в клубе.

— Как это не было, как это не было! — женщина растерялась. Она была простая кукушка, наемный свидетель из самых надежных и наглых, с тридцать шестого года работала. Судьи, прокуроры и даже адвокаты всегда были на ее стороне, что бы она ни втюхивала, таковы были незыблемые правила игры… Что сегодня творится? В ее показаниях нельзя сомневаться! Сочиняла их она, но начальство — визировало. Подстава?.. Или — заговор?! Да не может быть! Никанорова в азарте крикнула этой брюхатой, этой без пяти минут зэчке: «Как это не было! А ты докажи, что не было!»

Вот это было зря.

— Доказать очень просто, — сказала зэчка, на мгновение глянув в глаза Никаноровой, — доказать можно прямо сейчас. Если секретарь суда позвонит дежурному по режиму ВМАТУ и спросит, были ли в училище эти пятеро в тот день, во сколько пришли и когда ушли, — все сразу выяснится.

Свидетельница Никанорова застыла с открытым ртом. Она не могла поверить, что кто-то из судейских станет куда-то звонить по указанию этой сучки… Но — вдруг сегодня с утра мир рухнул?.. Вдруг! Судья, тем временем, деловито пошепталась с заседателями и негромко обратилась к секретарю, давая ей какие-то указания. И вот тут произошло небывалое. Опытная свидетельница обвинения Никанорова, побелев и одновременно покрывшись красными пятнами, ринулась по проходу из зала к выходу, наступая на ноги и толкаясь напропалую. За нею зашаркали четыре ее подельника. Это бегство перепуганных преступников с места преступления было встречено свистом и хохотом всего зрительного зала, смехом — нескрываемым, свободным, до слез, облегчающим душу. Все друзья-товарищи, все свидетели обвинения, авторы жалких, почти правдивых показаний — ликовали. Разве что Левушка, он ликовал вряд ли.

И судья не смеялась. Просто — думала. Занятие это было для нее, может, и непривычным, но значительным. Надо же было после такого спектакля как-то и самим под следствие не угодить…

Да кто же такая эта Якубова? Как это все у нее вдруг вышло — одним разрешать нести чушь по маленькой, а другим — не разрешать? Одних прощать, других — нет?

«Кто тут прокурор, черт возьми?» — этим вопросом озадачился грозный государственный обвинитель. Глядя в зал заседаний, он сидел совсем не по-судейски, а по-мужицки, широко расставив ноги, опершись локтями о колени, держа кулак правой руки в левой ладони, будто готовя этот свой жилистый кулак к удару… Он смотрел в одну точку, на Якубову. Смех стал гаснуть. Судья позвонила в колокольчик и сказала:

— Тишина в зале. Заседание продолжается.

Обвинитель встал и обратился к Якубовой:

— Скажите, подсудимая, как же так? Вы, не задумываясь, приняли и подтвердили множество обвинений в ваш адрес, обвинений, предоставленных следствию вашими знакомыми и даже близкими друзьями… И, однако, с такой яростью назвали чушью, с такой ловкостью опровергли показания пятерых незнакомых свидетелей? Пятерых!.. Вам не кажется это странным?.. А вот мне, государственному обвинителю, это кажется не просто странным, но и подозрительным. Только хитрый и хладнокровный враг мог так ловко вывернуться! — вот такой вывод напрашивается. Может, права была ваш адвокат, утверждая, что следствие не доработало чего-то?.. — Прокурор словно размышлял вслух. — Может, отправить ваше дело на доследование, а вас, подсудимая, не в лагерь, а — снова в тюремную камеру?..

Зал затих, ни один стул не скрипнул. Это ведь и для свидетелей значило — снова таскаться к следователю по первому свистку… А у подсудимой похолодели ноги и живот.

Фарс, балаган, театр — все это кончилось. Аплодисменты прогремели, но мир сегодня так и не рухнул. Вот сейчас жизнь покатит по привычной, ржавой стальной колее… Тюремный врач предрекал Якубовой трудные роды, тридцать семь лет — не шутка. Срок по его подсчетам — начало октября. Еще добрый доктор предупредил, что, если рожать в тюрьме, ребенка заберут сразу, и мама услышала, как прозвучало знакомое чудовищное слово — «детприемник»… Нет! Рожать нужно было только в лагере… Там воздух, там небо, там детей оставляют с матерью до двух с половиной лет… Какое еще доследование?!!

Прокурор тем временем уже отвернулся от Якубовой, он негромко и настойчиво разговаривал с судьей. Слышно не было, но понятно было, о чем… И вот тут судьба качнулась, и все услыхали, как устало и твердо судья, прервав прокурора, довольно громко ответила:

— Нет, Николай Васильевич. Нет. Не надо обострять. Ни к чему это. Пора заканчивать…

Зал выдохнул, и ноги у мамы потеплели.

Прокурор задал подсудимой Якубовой последний вопрос — признает ли она себя виновной в том-то, в том-то и в том-то. Свою вину подсудимая признала немедленно и полностью. Когда ей было предоставлено последнее слово, она сказала просто:

— Спасибо.