— Маратов, что вы можете сказать по поводу гражданки Якубовой по пункту обвинения «Преклонение перед иностранщиной»?
Маратов, голову не поднимая, сказал:
— Однажды я пришел в библиотеку ВМАТУ, там в это время находилась художница Агния Ивановна. Я спросил у нее, не может ли она посоветовать, что почитать из Достоевского, чтоб не скучать в воскресенье?.. А она посоветовала взять в библиотеке какой-то французский романчик. Я удивился и все-таки взял «Бедные люди» Достоевского.
— Якубова, вы подтверждаете показания Маратова?
— Да, гражданин следователь. Такой разговор был.
Конечно, такой разговор был! Почти такой. Он был в фильме «Весна»[1], в нем играли Любовь Орлова, Черкасов, Плятт, Раневская… Расчет у свидетеля был тонкий, но мама его вполне поняла, как и я сейчас понимаю: Левушка своей Агнии привет таким образом умудрился на очной ставке передать — напомнить, как они меньше года назад смотрели это кино, сидя рядом на последнем ряду в зале клуба ВМАТУ… и ведь он рисковал, почти дословно цитируя Раневскую…
На его счастье, следователь на кинокомедии не ходил.
При прокурорском опросе в зале суда мой высокий папа в красивой морской форме стоял (в точности, как и остальные мамины друзья-знакомые) и подтверждал свои показания. Цитату из фильма на этот раз он на всякий случай опустил, был предельно сдержан и по-военному краток…
Агния его тем временем вспоминала. Как-то Левушка при одной из тихих воскресных встреч разговаривал с нею о своем любимом Бреме и помянул о том, что львы отличаются не только силой и царственной повадкой, еще и ленью. Но главное — крайней осторожностью. «Царь зверей трусоват — так написано у Брема…» — Левушка произнес это с едва заметной улыбкой, откинувшись на спинку Витькиного дивана. Он курил трубку, к которой пристрастился недавно, и смотрел в потолок…
В зале суда моя мама слушала моего папу, смотрела на него… Само собой, она подтвердила его показание. Оно было бессмысленным не меньше и не больше, чем все остальные.
Свидетели обвинения, известные Агнии в лицо, были уже опрошены.
Осталось пятеро неизвестных. Их и на следствии Якубовой не показали. В деле они так «пятеркой» и проходили — под фамилиями, ничего подсудимой не говорящими. Именно их письменные показания она следователю наотрез отказалась подтверждать, назвав их чушью. Что и было запротоколировано.
Прокурор вызвал свидетелей. Встали четверо мужчин и женщина, которая тут же мужчинам скомандовала:
— Вы пока посидите, я сама буду сперва отвечать, а вас подниму, когда надо будет.
Мужчины безропотно сели. Прокурор прочел показания женщины:
— «Такого-то числа такого-то месяца в 11.35 гражданка Якубова в присутствии меня и еще четырех свидетелей рисовала масляной краской в помещении клуба ВМАТУ портреты членов ЦК партии, злостно искажая их лица, а также в отношении каждого члена нецензурно и матерно выражаясь, как, например: „Наели ряшки на нашей народной кровушке“ или „Давно вас всех, падлы, свергать пора“ и т. д.» — Выражения привожу не все, но смысл был вражеский… — Прокурор оторвал взгляд от листа: — Вы подтверждаете свои показания?
Женщина ответила с готовностью:
— Полностью и во всем, товарищ прокурор!
— Где остальные свидетели, почему сидят? — спросил прокурор, и женщина, пихнув крайнего, зашипела:
— Вставайте, чего сидим!..