— Он был с ней в момент восстановления. При всем своем желании я не мог вмешаться, не затронув Вашего сына. А на это у меня разрешения не было, — отвечая, блондин смотрел прямо перед собой, не выражая никаких эмоций.

Он не будет ее успокаивать. Но не будет и оправдываться.

— А оно было? — ее глаза прищурились, она снова остановилась напротив, внимательно изучая его бесстрастное лицо. — Желание вмешаться. Оно было?

— Нет.

Он ответил, совершенно не изменившись в лице, и все так же глядя прямо перед собой. Даже голос не дрогнул. Врать ей он тоже не будет. Никогда не врал, и сейчас не станет.

Звон пощечины разорвал повисшую на несколько мгновений тишину. Беартис дернулся от удара, но это выглядело так, будто она ударила куклу. Никакой реакции. Но Амелию уже несло:

— Предатель! — она яростно сжала его горло, в несколько шагов прижав не сопротивляющегося мужчину к стене. — Как ты посмел?

— Нельзя, — хрипло откликнулся колдун, ощущая, как нарастает недостаток кислорода в организме, но даже не пытаясь оттолкнуть едва ли не шипящую женщину.

Пускай бьет. Пускай выпустит пар, убить все равно не сможет. Он прекрасно видел это в ее голове, там же, где стремительно нарастала истерика.

— Сволочь! — Амелия отвесила ему еще одну пощечину и отступила на несколько шагов, стараясь прийти в себя, восстановить дыхание. — Запомни. Если мой сын потеряет рассудок, как его чокнутый предшественник, это будет твоя вина. И не будет в мире для тебя ничего, кроме боли.

Бессильное отчаянье.

Колдун коснулся горла пальцами, откашливаясь, потом попытался встать прямо. Глубоко вдохнул и посмотрел на нее как можно спокойнее:

— Он был не просто предшественником. Он был его предком. И я видел кое-что, моя госпожа. Ваш сын умрет, если этой девушки не будет рядом.

Он говорил хрипло, не в силах так быстро восстановить голос, как хотелось бы. Это ломало его образ неживой куклы, но это было уже и не важно.

— Пошел прочь, — женщина отвернулась, снова отходя к окну. — Мне нет смысла верить предателю.

Но он видел: она верит. Именно поэтому бесится, скрывая свой страх. Именно поэтому будет пытать его, скрывая свои слезы, если с Нейтом что-то приключится. Она верит. Но признать это — значит признать свое бессилие перед грядущим. А она не привыкла быть бессильной.

— Я бы посоветовал Вам поверить мне, леди Амелия, — все так же хрипло откликнулся он, ведь уже давно привык не показывать, что знает больше, чем показывают окружающие. — Потому что проверка моих слов будет стоить слишком дорого.

— Прочь!!! — взвизгнула женщина.

Дорогая ваза, стоявшая на подоконнике и в мгновение ока запущенная в колдуна, разбилась о стену над его плечом, осыпав осколками.

Женщина оперлась руками о раму, тяжело дыша.