До Хранителя слухи про Эдем, понятное дело, доходили, но ровно до сегодняшнего дня он был уверен – все это сказки и вымысел. Только вот стоит перед ним собственной персоной некий Петр Иннокентьевич, хлыщ с манерами хозяйчика, и заявляет, что он прямо оттуда, из этого гребаного Эдема. И ведь не врет, скотина.

«Из Эдема, значит. Петух крашеный!»…

Так что, вы хотите узнать, как мы из обычных людей стали мутантами? Может, вам проще показать все это? (А заодно и скормить бы тебя Царице!) Что, согласны? Тогда придется прогуляться наверх…

Как же жаль, что Повелительница не требует новых жертв. Ни она, ни Принцесса.

Прогуляться наверх… Петр Иннокентьевич еще ни разу не был в разрушенном городе, не представлял, что его может там ждать. Он боялся, очень боялся идти, но страх провалить задание был сильнее. Это тут, перед Хранителем он мог гнуть пальцы изображая крутого, а там, откуда он пришел, Петр Иннокентьевич, если уж честно, был никто и звать никак. Ему даже не сообщили, зачем Эдему понадобилось связываться с этой богом забытой станцией и ее чокнутыми кактусопоклонниками! Но это ничего не меняло: Петр обязан был добыть то, что требовалось. Поэтому выход один: засунуть свои страхи поглубже в задницу, и исполнить поручение наилучшим образом.

Наверное, этот день не закончится никогда.

Вторые сутки на ногах… Хранитель просто падал от усталости, единственным желанием было забиться в свою берлогу и уснуть. И горе тому, кто рискнет его потревожить. Но сначала – дело.

Конечно, можно было бы просто плюнуть на все и послать Петрушу лесом, но уж больно хотелось натыкать этого наглеца в его же собственное дерьмо. Как это сделать, Хранитель придумал моментально. План был прост, не требовал никаких затрат, но нужны были помощники. Да не вот какие, а те, кто поймут и поддержат.

– Ай, ай, ай! Не надо, больно!

– Я те дам больно, грязнуля вшивая!

И тут же раздался смачный плюх, а потом тихое поскуливание.

Виктор улыбнулся: точно, сегодня же вторник, банный день для Горшка.

Горшок, Мишка Горшков, появился на Петроградской сравнительно недавно, и мутация его не задела. Он не поклонялся Царице, не имел тех способностей, коими наградила та своих адептов. Он был другой, но все равно пришелся тут ко двору. Горшку прощали многое – неопрятность, безалаберность и даже странную дружбу с Хранителем. Мишку на станции любили, как любят шута или совсем маленького ребенка: он слыл за юродивого, безобидного дурачка, который, однако, мог и байками развлечь, и рассмешить. Только был ли он на самом деле не в себе или очень искусно притворялся – это одному богу известно. И, конечно, самому Мишке.

Горшок. Как раз тот, кто нужен Хранителю.