Чужая рука одним ловким рывком задирает рубашку негра, обнажая дряблый заляпанный кровью живот. И здесь кровь! Почему так много крови? Ловкие пальцы перехватывают его вялую потную ладонь на рукояти отвертки, направляют и усиливают удар.

— Вот так эту суку! Вот так! — торжествующе ревет в ухо голос.

Отвертка легко входит в плоть, с хрустом разрывает кожу, с хлюпаньем вылетает назад, и вновь погружается внутрь чернокожего тела, выдавливая из раны рядом струю темной печеночной крови. «Несколько дырок в печени. Если не будет срочной медицинской помощи не жилец, — отстраненно сообщает кто-то в мозгу. — Внутреннее кровотечение, резкое падение давления, смерть». Взлетает в воздух отвертка, чужие пальцы поверх собственной ладони направляют ее убийственный полет. «Смерть, смерть, смерть», — монотонно твердит в мозгу голос. Он все дальше и дальше и окровавленное жало отвертки начинает кружиться перед глазами, а потом невероятно уютный и мягкий пол вагона нежно тыкается в лицо, принимает в свои объятия распростертое тело. Издалека, как сквозь вату долетают какие-то слова, ничего не значащие сейчас фразы, смысл которых все равно никак не доходит до сознания:

— Готов, чернозадый, медицина бессильна!

— Смотри, смотри, молодой, поплыл!

— Эй, поддержите его, упадет же сейчас!

— Держи, тебе говорю!

— Ничего, отойдет, просто обморок с непривычки. Бывает, а так молодец, мужиком себя показал.

— Эй, бяшка, очнись! Ну! С белыми шнурками, камрад! Хорошо начинаешь!

Вовкой овладело странное состояние, он вроде бы все понимал, видел и слышал и в то же время как бы отсутствовал в этом мире, звуки доходили до него словно сквозь вату, движения воспринимались резкими дискретными вспышками при которых люди замирали в неестественных невозможных позах, мысли же и чувства как будто полностью атрофировались, проносясь через мозг безудержным сквозным потоком, не задерживаясь там и не оседая. Он видел, как Пепел и Меченый глухо матерясь от усердия раз за разом тычут кованными каблуками ботинок в оконное стекло, видел, как оно постепенно покрывается сетью трещин, прогибается под их ударами, валится осколками наружу. Видел, но не мог сообразить, зачем они это делают. Видел, как бьется в истерике, заламывая руки, девушка в конце вагона, как некрасиво трясется в нервном тике ее перемазанное потекшей косметикой лицо. Видел неудержимо блюющего стоя на четвереньках между сиденьями мужика, того самого, что порывался уйти из вагона. Забившихся в угол, прижавшихся к окнам старушек, одна из которых кажется, была в обмороке. Он все это видел, но эти картины проходили мимо его сознания, ничуть его не цепляя.

И лишь когда Меченый с Пеплом подхватили под мышки окровавленный изуродованный труп и поволокли его к выбитому окну, он вдруг в полной мере ощутил весь ужас только что происшедшего, осознал свою роль в этом кошмаре. И так это понимание ударило по и без того предельно натянутым нервам, такая бездна разверзлась вдруг внутри, что Вовка отчаянно взвыл по-волчьи, не в силах сдержать обрушившихся враз на него тоски и страха. Взвыл, в отчаянии кусая до крови губы, языком ощущая ее противный металлический вкус, понимая, что все, прошлая жизнь кончилась, обратной дороги теперь нет. Грань, отделявшая его от солнечного мира нормальных людей, осталась далеко позади, отброшенная назад перейденным сейчас извечным запретом божеским и человеческим. «Не убий!» Теперь эта заповедь тяжким мельничным жерновом повиснет у него на шее навсегда, на всю жизнь, оставляя на его теле ясно видимое Каиново клеймо. Навсегда!

Меченный и Пепел, кряхтя и досадливо сплевывая, выпихивали тело черного в окно.

— Здоровый черт, ишь, отожрался на наших харчах, ни хрена не лезет.

— Пихай, давай, нельзя его здесь оставлять. Иначе менты сразу на хвост сядут, а так пока найдут, пока сообразят.

— А эти? — Пепел приналег плечом, одновременно мотнув головой в сторону пассажиров.

— Эти? — подошедший Кастет презрительно усмехнулся. — Эти молчать будут как рыбы, не видишь у них уже штаны мокрые. Ну разве что бабки чего-нибудь скажут, но бабкам не поверят. Так что пихай сильнее. Если его здесь не найдут, то считай ничего и не было.

Видимо воодушевленные этим напутствием Пепел и Меченый налегли сильнее, и труп чернокожего, наконец, нехотя перевалился через край окна, на прощанье тяжело бухнув снаружи по стенке вагона.

Все было настолько пронзительно буднично, настолько неправильно, что Вовка даже замолк, подавившись своим воем, до боли кусая заткнувший рот кулак. Они вели себя так, будто ничего особенного не произошло, будто не обрушились только что враз все незыблемые устои мироздания, будто это не они несколько минут назад на этом самом месте убили человека. Убили, не прячась, на глазах кучи свидетелей. Происходящее просто не укладывалось в голове, казалось сценкой из пьесы абсурда, так не могло быть, просто не должно было.

— Пойдем, молодой, хватит рассиживаться, — ладонь Кастета легла на плечо. — Ты молодец, отлично себя показал. А сейчас через пару минут будет станция, нам желательно сойти, не стоит здесь задерживаться, пойдем.

Ничего не видя перед собой, будто сомнамбула, Вовка поднялся и послушно пошел вслед за вожаком, лишь один раз он оглянулся на выбитое окно в другом конце вагона, на потеки крови под ним. По проходу гулял свежий ветер, вынося наружу тяжелый запах бойни, заменяя его душистым хвойным духом еловых лесов мелькающих за окном. Электричка замедляла ход, впереди была станция.