— Уважаемые пассажиры, — не обращая на него внимания, продолжал меж тем Кастет. — Прошу вас сохранять спокойствие и проявить выдержку и понимание. Сейчас здесь будет проведена акция по очистке русской земли от инородной мрази, на ней паразитирующей. Никому из русских пассажиров никакого вреда причинено не будет. Потому прошу всех оставаться на своих местах и не мешать нам работать. Заранее благодарю вас за понимание и поддержку.

Пассажиры настороженно молчали, внимательно следя за вожаком скинов. Окинув их напоследок пристальным взглядом и, похоже, удовлетворившись результатами осмотра, Кастет развернулся к виновнику торжества, беспокойно ерзающему на лавке.

— Зря ты приехал из своей Африки, обезьян, — с притворным сочувствием произнес скин, придвигаясь к негру поближе. — Побьют тебя здесь.

Негр собирался что-то ответить, толстые губы даже успели шевельнуться, пытаясь вытолкнуть какие-то слова. Но стремительно свистнувший в воздухе тяжелый ботинок врезался черному прямо в ухо, заставив подавиться начатой было фразой.

— Бей!

Откуда-то сзади в воздух взлетели сразу две тяжелые ременные пряжки и обрушились на череп закрывающегося руками негра. Густо брызнула во все стороны ярко-алая кровь. Пепел, вскочив на спинку сиденья и удерживаясь руками за полочку над окном, раз за разом молотил ногой черному по лицу, по закрывающим его рукам, по плечам, по шее… Остальные тоже старались не отстать. Каждый пытался протиснуться к врагу, хоть раз приложиться тяжелым ботинком или заточенным ребром ременной пряжки. В результате скины только мешали друг другу, не давали развернуться, по-настоящему сильно ударить. Негр несмотря на град сыплющихся со всех сторон пинков и затрещин сумел все же подняться на ноги и пользуясь тем, что массой своей намного превосходил любого из нападающих рванулся в проход, силясь выскочить из ставшего смертельной западней вагона. И это ему почти удалось. Одним движением отшвырнув легкого Вжика, плечом оттолкнув Меченого, он все-таки вывалился в центральный проход, и уже совсем было наладился бежать, но ловко подставленная Кастетом подножка свалила его на пол.

— На, сука!

Кастет, высоко подпрыгнув, приземлился обеими ногами в тяжелых ботинках прямо на грудь негру. Тот утробно взвыл, в груди что-то мерзко хрустнуло, с противным хлюпом оборвалось. Отчаянно на одной визгливой ноте заверещала в углу вагона девчонка, забилась в истерике, закрывая глаза ладонями.

Вовка стоял как зачарованный, глядя на происходящее рядом. Ужас невероятно жестокого избиения парализовал его, и он впал в некое подобие ступора, смотрел на себя беспомощно замершего посреди вагона, будто со стороны. Негр уже не кричал, а лишь глухо ухал, после каждого удара, сопротивляться он больше не пытался, не пытался даже закрыться, а вошедшие в раж скины месили его упавшего тяжелыми ботинками. Будто даже не били, а просто втаптывали в пол вагона, размазывали по нему, словно делали тяжелую напряженную работу. Вовка слышал их тяжелое, хриплое дыхание, невнятный мат и короткие яростные вскрики. Они будто виноград ногами давят, пришла в голову дурацкая мысль. Он даже засмеялся коротким нервным смехом, вспомнив картину из учебника истории — древние виноделы мнут босыми ногами яркие сочные ягоды, сок струится в подставленные заранее амфоры. Здесь тоже струилось… ботинки бойцов, подвернутые синие джинсы, рукава курток, были сплошь заляпаны темными сгустками крови щедро разлетавшейся во все стороны.

— Бей!

Уставшую, замотавшуюся пару сменила другая, потом еще и еще раз. Негр больше даже внешне не походил на человека. Так, окровавленный, распухший кусок мяса. Больше на удары он не реагировал. Может быть умер? Вовка искренне пожелал, в тот момент, чтобы так оно и было. Пусть он будет мертв, пусть избавится, наконец, от этих мучений, от этой дикой боли. Колыхнулась где-то внутри робкая мысль, что все это не правильно, что вовсе не такой должна быть война за освобождение русского народа, не так должны выглядеть жертвы, и вовсе не этот невесть в чем провинившийся негр в принципе должен попасть в категорию жертв. Он даже почти понял уже в чем ошибка, неправильность происходящего, но тут его резко дернули за руку.

— Давай сюда, молодой! А ну расступись, пропустите, ну!

Раскрасневшийся, с горящими глазами Кастет, расталкивая толпящихся вокруг распластанного на полу тела скинов, тащил Вовку за собой. Бритоголовые послушно расступались, пропуская их вперед. В первый момент Вовку чуть не вывернуло наизнанку от ударившего в нос сладковатого запаха свежей крови, наверное, так должно пахнуть на бойнях, отстраненно подумал он, чувствуя как вязкий тошнотный ком, то подкатывает к самому горлу, то вновь проваливается в желудок. Все происходило будто в тяжелом предутреннем кошмаре, когда твое тело тебе будто бы и не принадлежит, не повинуется, действуя само, подчиняясь чужой и недоброй воле. Вовка все видел, все понимал, но не в силах был что-либо предпринять, ощущая себя скорее зрителем жуткого фильма, чем всамомделишным участником происходящего. Что-то говорил Кастет, ободряюще хлопал его по плечу Пепел, криво улыбался, оскаливая зубы Меченый. Он не слышал их, внезапно кто-то невидимый выключил звук, превратив окружающую реальность в сцену из старого немого кино. Невесть откуда у него в руке оказалась рукоятка отвертки, удобно легла своим резиновым телом в ладонь. Окружившие его со всех сторон скины смотрели с болезненным любопытством, напряженно ждали от него каких-то действий. Чего они ждут? Чего хотят от меня?

— Бей! — команда резким щелчком бича пробивается сквозь немую завесу.

В голосе столько повелительной власти, что ему просто невозможно не подчиниться. Тело движется само, без участия мозга, не спрашивая разрешения у смотрящего страшный фильм Вовки, да и что толку спрашивать о чем-то безвольного зрителя никак не могущего повлиять на процесс?

— Бей!

Четырехгранное жало крестовой отвертки бестолково тычется в вяло колышущуюся грудь негра не в силах прорвать одежду, погрузиться в горячую живую плоть.

— Бей! Ну же! — голос дрожит от ненависти и ярости.

Ненависти к нему, ярости вызванной тем, что он такой неумелый и бестолковый. Где-то в груди начинает шевелиться, разрастаться как снежный ком холодный, липкий страх. Удары становятся чаще и сильнее, но все равно, цветастая рубашка негра, покрытая бурыми кровяными потеками не поддается, вдавливается в кожу вместе с жалом отвертки, никак не желая прорываться.

— Не так же! Вот как!