Для анализа конфуцианства как философско-религиозного учения мы взяли последние, самые лучшие переводы — научный и поэтический — этого произведения, осуществленные выдающимися российскими учеными-китаеведами А. В. Лукьяновым и В. П. Абраменко. Как отмечается в предисловии к их переводу Конфуция «Беседы и суждения “Лунь юй”», «конфуцианство рождается из модифицированных форм родовой мифологии, обладающей поэтическим стилем. Оно наследует этот стиль, а Конфуций и его школа выступают аналогом родовой общности, которую они воспроизводят в поэтическом гимне (аналог коллективного родового песнопения), в ритуале (аналог родового танца) и музыке (аналог природно-родовых ритмов): «Учитель сказал: „Начинай со „Стихов“, утверждайся в ритуале, завершай музыкой“ (ЛЮ, VIII, 8). Мифопоэтический стиль, перерастающий в философско-поэтический, — это общая закономерность для всей первой философии: для древнегреческой/италийской (через орфиков, Гомера, Гесиода) и древнеиндийской (через ведийский литературный корпус)»[178]. В этом отношении все мировые религии схожи, едины в истоках, хотя и будут различаться в своем генезисе.

Конфуция считали и считают и великим мудрецом, и великим философом, и великим поэтом, объединяя часто все эти именования в слове Учитель, поскольку на Востоке учителем называли человека, обладающего необычайными познаниями, глубочайшей мудростью, следующим по истинному пути и ведущему по нему своих учеников и последователей. Можно сказать, каков учитель, таково и учение, а также каково учение, таков и учитель. Попробуем воссоздать образ Конфуция-учителя по его же высказываниям и в переложении его учеников.

Так, в ряде высказываний говорится, что «он был мягок, добр, вежлив, скромен и уступчив»[179], «серьезно относился к соблюдению поста, войне и болезням»[180]; «учил четырем вещам: культуре, поведению, преданности и доверию»[181]; «исключал четыре вещи: пустые домыслы, категоричность, упрямство и себялюбие»[182]. Кроме того, в ряде высказываний Конфуций сам говорит о себе, прежде всего об этапах своей жизни, о формировании своего мировоззрения, о становлении себя как личности: «В пятнадцать лет я устремился к учебе. В тридцать — встал на ноги. В сорок — освободился от сомнений. В пятьдесят — познал веления Неба. В шестьдесят — стал правду различать на слух. С семидесяти следую желаниям сердца и не нарушаю меры»[183]. Он также сам раскрывает свое Дао: «мое Дао состоит в том, чтобы одно-единым пронизывать всё» (как заметил потом один из его учеников, это «преданность и снисходительность»[184]. Иногда Конфуций весьма самокритично оценивает свои способности: «Дао благородного мужа содержит три принципа, я не дотягиваю до них: благородный муж, будучи человеколюбивым, не печалится; будучи знающим, не сомневается; будучи храбрым, не робеет»[185]. Один из его учеников назвал это Дао учителя.

Наконец, в следующих двух высказываниях Конфуций возвышает звание Учителя в буквальном и переносном смысле до небес, то есть поднимает его на недосягаемую высоту в духовном и нравственном отношении: «Учитель рёк: Нет таких, которые бы знали меня! Цзы Гун спросил: Что значит, нет таких, которые бы знали Учителя? Учитель ответил: Не ропщу на Небо, не презираю людей, начинаю от низшего, достигаю высшего. Тот, кто знает меня, так это Небо!»[186] По существу, он ставит Учителя выше всех великих людей сего мира: императоров, полководцев, князей и т. д. Выше Учителя может быть только Бог. Это особенно явствует из его высказывания о том, что если бы Учителю предоставили возможность управлять страной, это было бы лучшее управление и лучшая страна: «Учитель недосягаем, подобно Небу, на которое невозможно взобраться по лестнице. Если бы Учителю были вверены страна и правящие дома, то, как говорится: кого поставил бы — стояли, кого повел бы — те пошли, кому покой бы дал — пришли, кого бы подтолкнул на встречу — поладили бы меж собой. При жизни славил бы его, а после смерти все бы скорбели. Так разве можно с ним сравняться?»[187]

Из этих высказываний самого Конфуция и его учеников перед нами предстает великий мыслитель и великий человек, выражающий и отражающий основные черты своей эпохи, а также основные качества и свойства китайцев, их основные идеи и идеалы, их цели, задачи и устремления, и все это преломляется в образе и фигуре Учителя, обучающего и воспитывающего своих учеников и последователей, и одновременно Учителя, который сам постоянно учится у них, чтобы стать настоящим и подлинным Учителем, следовательно, духовным руководителем общества. В этом смысле постижение и раскрытие основных характеристик самого Конфуция позволит нам во многом познать и раскрыть основные характеристики его учения.

Как мы уже отмечали, учение Конфуция является философским или философско-религиозным учением. Эта философия всегда носила преимущественно рационалистический характер, поскольку сам Конфуций открыто выступал за объяснение всех явлений с точки зрения разума. Это учение с самого начала носило также универсальный характер в том смысле, что оно касалось самых разных сфер человеческой жизнедеятельности: политики, экономики, управления, законодательства, литературы и искусства, науки и культуры в целом и так далее. Оно довольно тесно увязывало проблемы теории с реальной жизнью, с практикой, о чем опять-таки свидетельствуют высказывания самого Конфуция и его учеников.

Прежде всего следует отметить гуманистический характер учения Конфуция, который выразился в особом внимании к человеку — в человеколюбии. Поскольку сам Конфуций хорошо понимал, что все, что делается на земле, впрямую, непосредственно зависит от человека, а чтобы человек шел в своей жизни по правильному пути, ему необходимо учиться, его необходимо обучать, необходимо создавать для него благоприятные условия. Именно поэтому Конфуций постоянно говорит о человеколюбии, проявляющемся в соблюдении традиций, в ритуалах и в других отношениях вплоть до управления: «Почитание родителей старших братьев — это и есть основа человеколюбия»[188]; «Широкие познания и непреклонная воля, пытливость ума и тщательное обдумывание — во всем этом содержится человеколюбие»[189].

Одна из глав почти целиком посвящена вопросам человеколюбия: «Жить в человеколюбии — прекрасно. И разве мудр тот, кто, имея выбор, не селится в человеколюбии!?»[190]; «Лишенный человеколюбия не может долго оставаться в бедности, не может долго пребывать и в радости. Человеколюбивый в человеколюбии обретает покой, умелый из человеколюбия извлекает пользу»[191]; «Только человеколюбивый способен и любить, и ненавидеть»[192]; «Если направишь помыслы к человеколюбию, не содеешь зла»[193]; «Благородный муж даже во время трапезы не забывает о человеколюбии, и даже в спешке он непременно с человеколюбием, и даже в трудное время он непременно с ним»[194]. Конфуций убежден, что человеколюбие придает человеку новые силы для решения самых сложных и трудных проблем, человеколюбивый всегда выигрывает, всегда побеждает, ибо он опирается на любовь к человеку, следовательно, на активную поддержку других людей: «Человеколюбивый сначала испытывает трудность, а затем добивается успеха — это и можно назвать человеколюбием»[195].

У Конфуция мы находим определение содержания и сущности человеколюбия: «Человеколюбивый — это тот, кто сам, желая утвердиться, утверждает и других, кто сам, желая возвыситься, возвышает и других. Способность сблизиться и найти пример — это и можно назвать искусством человеколюбия»[196]. Он выдвигает пять принципов человеколюбия, имеющих, может быть, важнейшее значение для человека и человеческого общества на всем протяжении его исторического развития: «Уважение, великодушие, доверие, сметливость, милость. Если уважаем, то тебя не будут презирать. Если великодушен, то овладеешь сердцами людей. Если вызываешь доверие, то люди будут служить тебе. Если сметлив, то добьешься успеха. Если милостив, то сможешь распоряжаться людьми»[197].

Понимая универсальное значение человеколюбия в жизни общества, Конфуций тем не менее считает, что оно зависит от каждого человека. На вопрос о том, что такое человеколюбие, он отвечает: «Победить себя и обратиться к ритуалу — это и есть человеколюбие. В тот день, когда победят себя и обратятся к ритуалу, Поднебесная вернется к человеколюбию. Стать человеколюбивым зависит от самого себя, разве это зависит от других?»[198] Еще одна грань человеколюбия у Конфуция: «Это когда вне дома ведут себя так, будто встречают великого гостя. Руководят народом, будто отвечают за великий жертвенный обряд. Чего не желают себе, не делают и другим. Это когда в царстве не ропщут и в семьях не ропщут»[199]. Нельзя не заметить сходство высказывания «чего не желают себе, не делают и другим» с таким же, по сути высказыванием из Библии и из «Критики практического разума» И. Канта, которое он назвал «категорическим императивом».

У Конфуция можно даже найти наставления о том, как стать и быть человеколюбивым: «В частной жизни будь скромен. Управляй делами с благоговением. В отношениях с людьми будь искренен. Даже направляясь к варварам, не смей от этого отказываться»[200].

Универсальное понимание человеколюбия представляет собой столь же универсальную концепцию гуманизма. Неслучайно учение Конфуция, по существу, было востребовано во все времена, в том числе в настоящее время, хотя эта концепция в чем-то представляется противоречивой. Однако дело здесь не в противоречии, а в том, что эта концепция, с одной стороны, является консервативной, поскольку утверждает стабильность и стремится к ней, а с другой, именно в силу любви к человеку она является весьма и весьма динамичной, увлекающей и вдохновляющей к дальнейшему развитию человека и общества. Поэтому следует оценивать эту концепцию как одну из самых фундаментальных в учении о человеке и гуманизме, поскольку она, кроме всего прочего, содержит в себе стремление к миру, к установлению мира внутри общества и вовне — между народами.

Конфуций демонстрирует это на конкретном примере: «Хуань-гун девять раз объединял всех удельных князей, не прибегая к военной силе, в этом сказалась мощь Гуань Чжуна. Кто с ним сравнится в человеколюбии!»[201] Исходя из знания общества своего времени, Конфуций предупреждает: «Если любят отвагу и ненавидят бедность — смуте быть. Если ненавидят людей, лишенных человеколюбия — смуте быть»[202]. Это положение многократно подтверждалось в истории Китая и других государств от древности и до наших дней. Но сам же Конфуций был убежден в неодолимости человеколюбия, в победе людей, обладающих человеколюбием, поскольку истинный человек готов ради других людей жертвовать своей жизнью: «Муж высоких стремлений и человеколюбивый не пойдет на то, чтобы ради сохранения своей жизни нанести вред человеколюбию. Он, скорее, пожертвует собой, чтобы только сохранить человеколюбие»[203]. При этом Конфуций отдает себе отчет в том, что формирование человеколюбия всегда будет требовать огромного труда и времени: «Даже если взойдет на престол истинный царь, нужно поколение, чтобы человеколюбие утвердилось»[204].

^{_{Храм Конфуция в Пекине}}

Согласно Конфуцию, все основные идеи, идеалы вырабатываются и инициируются для реализации благородными мужами, философами, совершенномудрыми. Что понимал под этими терминами сам Конфуций? Самое простое определение философа содержится в следующем высказывании: «Того, кто изо дня в день узнает то, чего ранее не знал, и из месяца в месяц не забывает то, что смог постичь — можно назвать философом (любящим учиться)!»[205] Оно действительно верно в том смысле, что философ отличается от других людей тем, что он начинает свои исследования с того, что было сделано до него всеми его предшественниками, и затем продолжает развивать все эти направления в онтологическом, гносеологическом и аксиологическом смысле, постигая все новые и новые аспекты этих проблем и не забывая уже постигнутого, предлагает свои решения для развития данных идей.

Конфуций иногда отождествляет философа с благородным мужем, хотя видит между ними и определенное различие: «Если благородный муж умерен в еде, непритязателен в жилье, сметлив в делах и сдержан в речах, стремится к обладанию Дао и прямо идет к нему, то можно сказать, что он философ (любит учиться)»[206]. Из этого ясно, что не всякий благородный муж — философ, но настоящий философ всегда является благородным мужем.

Одно из качеств благородного мужа — измерение собственных слов своими делами, а также сохранение своих убеждений как некой гармонии, когда он не выступает ни за, ни против чего-либо, но всегда остается верным долгу.