Шмель должен заметить цветок, сесть на посадочную площадку из трех нижних лепестков, привалиться грудью к пыльникам… вытянуть хоботок на полную длину и сосать нектар, наполняющий шпорец цветка. Но стоит шмелю нацелиться и сесть, как лепестки, снабженные тонкими коготками, разъезжаются в стороны: шмель сам включил в действие аппарат, специально предназначенный для развода его ног. Насекомое вынуждено привалиться нижней стороной груди к пыльникам цветка. Возвышающийся над входом в шпорец узорный свод мешает подойти к цветку с другой стороны, помимо предательской посадочной площадки. Но дотронуться до пыльников еще мало, устройство цветка настурции заставляет шмеля плотно прижаться к пыльникам. Нектар заполняет длинный шпорец ровно настолько, чтобы добраться до него можно было только кончиком хоботка, распластавшись на цветке{52}.
Авторы подобных описаний, биологи-эволюционисты, объясняют существование столь изощренных механизмов долгой и постепенной «сопряженной эволюцией» взаимодействующих видов – она могла длиться многие миллионы лет. Вслед за Дарвином биологи полагают, что такие сложные приспособления возникли путем постепенного накопления небольших усовершенствований, каждое из которых немного улучшало исходный прототип. Но скольким из небиологов это описание напомнит процесс изобретательского творчества профессиональных инженеров и «кулибиных» всех мастей – творчества сознательного, требующего долгих размышлений, проб и ошибок, контрольных испытаний, прежде чем появится действительно эффективно работающий механизм.
В этом интуитивная привлекательность естественного богословия и корень его расхождения с эволюционизмом. С теологической точки зрения сложные природные явления и процессы порождены другим, еще более сложным (сверхъестественным, конечно же) явлением. Оппоненты же настаивают, что наблюдаемая нами сложность – результат естественного самоусложнения первоначальной простоты. Им возражают, что это противоречит теории вероятности: может ли мартышка (десятки, миллионы мартышек одновременно), лупящая без устали по клавиатуре компьютера, случайным образом напечатать текст «Евгения Онегина»? Может, но ждать этого придется дольше, чем существует Вселенная. Биологи отвечают, что представление об эволюции как абсолютно случайном процессе неверно и аналогия с мартышками не по адресу… Но позвольте мне прервать на время этот бесконечный диалог и вернуться к нему чуть позже.
Дарвину суждено было стать величайшим разрушителем иллюзий в истории человечества. Он посягнул на высокое мнение нашего вида о себе самом, а этого люди не прощают никому.
Глава 2
Улитка на склоне
Вокруг революционных научных открытий современники и последующие поколения часто создают мифы и легенды. Ученый, совершивший революцию в науке, помимо его воли и желания, становится интеллектуальным героем, наделенным необычными качествами. ‹…› Совершенно очевидно, что через много лет чрезвычайно трудно разобраться, как и в каких условиях возникла та или иная научная догадка, было ли это внезапное озарение или открытие подготовлено суммой научных знаний, крупицы которых были уже собраны, а гений сумел, возвысившись над частностями, объединить общее и характерное и стать открывателем великой идеи…
Я учился, потом совершил кругосветное путешествие, а потом опять учился: вот моя автобиография.
Я задался целью написать посмертную биографию своего героя, начав с его пышного погребения под сводами Вестминстерского аббатства в апреле 1882 г. Но совсем ничего не сказать о земном пути Дарвина, о том, как он пришел к своему великому открытию и как на него отреагировали современники, было бы неправильно. Без этого многое, о чем я собираюсь рассказать дальше, останется малопонятным.
Вот почему вторая глава целиком посвящена истории льва не мертвого, а
Проведем мысленный эксперимент в области альтернативной истории. Предположим, что Чарльз Дарвин не написал и не выпустил в свет свой главный научный труд – «О происхождении видов путем естественного отбора»{54}.
Так вполне могло случиться. Человек слабого здоровья, Дарвин мог умереть сравнительно молодым, не завершив дело своей жизни. Или, начав развивать эволюционную идею, мог уничтожить в приступе острых сомнений все свои черновики и наброски, чтобы больше к ним не возвращаться. Или же он мог отказаться от разработки и публикации своей теории, щадя религиозные чувства жены Эммы, которая всерьез опасалась за посмертную биографию своего мужа, как она ее понимала, то есть за его перспективу соединиться с ней после смерти в раю.
Случись такое, знали бы мы сегодня о человеке и натуралисте по имени Чарльз Дарвин? А если бы знали, то что?
Скорее всего, ему было бы обеспечено место в анналах истории науки, но весьма скромное, совершенно несопоставимое с его нынешней известностью. Его бы помнили специалисты по истории естествознания XIX в., а также историки английской литературы – как автора книги о кругосветном путешествии на корабле «Бигль», которая имела большой успех у современников и переиздается до сих пор. Досужий читатель «Британники» или «Википедии» нашел бы в них примерно такую статью о Дарвине:
Чарльз Роберт Дарвин (1809–1882) – английский натуралист (биолог, геолог), внук известного поэта и естествоиспытателя Эразма Дарвина (см.), совершивший в 1831–1836 гг. путешествие вокруг света в качестве натуралиста на судне Его Величества «Бигль» (Beagle). В ходе этого путешествия им были собраны значительные материалы по геологии и естественной истории Южного полушария, в т. ч. многочисленные остатки вымерших южноамериканских млекопитающих, а также проведены наблюдения над строением и происхождением коралловых рифов (см. его книгу «Строение и распределение коралловых рифов», 1842 г.). Самое крупное сочинение Ч. Д. в области биологии – двухтомная монография о классификации усоногих раков (Cirripedia). Заслуженной популярностью пользуется также его описание путешествия на «Бигле» (1839), выдержавшее множество изданий на разных языках. Расстроенное в ходе экспедиции здоровье заставило Ч. Д. рано прекратить интенсивные научные занятия, и вторую половину жизни он провел в уединении своего сельского поместья в Дауне (графство Кент), отдавая часть досуга наблюдениям над природой и несложным экспериментам. Скончался в Дауне и похоронен на кладбище при местной церкви. Значительно бóльшую известность как ученый получил его сын, сэр Джордж Говард Дарвин (1845–1912), математик и астроном, видный специалист в области небесной механики. Известен и другой его сын, Леонард Дарвин (1850–1943), занимавший в 1908–1911 гг. пост президента Королевского Географического общества. Рукописи Ч. Д., опубликованные посмертно, показывают, что он близко подошел к открытию эволюционного принципа
Вот, пожалуй, и все. Но это не так мало, как может показаться. В 1859 г., на момент опубликования «Происхождения», Дарвин считался одним из крупнейших геологов Англии, а его двухтомная монография об усоногих раках заставила и зоологов с уважением произносить его имя. Он был хорошо знаком со всеми ведущими английскими естествоиспытателями того времени, состоял членом нескольких ученых обществ и по всем показателям принадлежал к элите британской науки.
Ноябрь 1859 г. разделил жизнь Дарвина, как и историю науки биологии, на
Жизнь, которую вел Дарвин до публикации «Происхождения», внешне была довольно спокойной и едва ли предполагала такое странное продолжение.
Рассуждая с житейских позиций, ему очень повезло появиться на свет в таком месте и в такой обстановке, о каких в 1809 г. большинство его современников – разумных жителей третьей от Солнца планеты – могли только вздыхать. Дарвин был уроженцем Британской империи – самой могущественной, просвещенной, технически развитой и богатой страны того времени, имеющей долгие традиции демократических институтов и свободного научного поиска. Не нужно, однако, идеализировать добрую старую Англию. Жалкое состояние бедного люда, сословные предрассудки, долговые тюрьмы, ужасы работных домов – все это хорошо описано и у историков, и у беллетристов (Диккенс). Дарвину повезло вдвойне. Его семья принадлежала к высшему слою среднего класса, была весьма обеспеченной и славилась своим трудолюбием. Это избавляло Дарвина не только от бедности, но и от социальных условностей и тревог, усложнявших жизнь аристократов. Унаследованное им состояние позволяло вести независимую жизнь джентльмена со средствами, который может делать все, что ему заблагорассудится: охотиться на лис, разводить собак и голубей, сочинять романы или же в свое удовольствие и за собственный счет вести научные исследования.
Семья Дарвина достойна особого рассказа. Ее считают самой заслуженной научной династией Англии всех времен. Достаточно сказать, что члены рода 200 лет подряд, с 1761 по 1962 г., входили в состав Королевского общества (аналога нашей Академии наук). Замечательный биолог Николай Кольцов, изучавший родословную Дарвина, писал, что в этой семье было «необычайное обилие выдающихся личностей, не менее семи "творцов" жизни высокого ранга и между ними двух, к которым может быть приложена квалификация мировых гениев»{55}. В России с ней может состязаться знаменитый род графов Толстых, также породивший множество замечательных представителей, прославившихся не только на литературном поприще{56}; в Германии это музыкантская династия Бахов. Такие выдающиеся фамилии издавна привлекали внимание генетиков, стремящихся понять, как исключительные интеллектуальные и творческие способности передаются по наследству и может ли с течением времени это изобилие талантов иссякнуть, породив поколения посредственностей.