Разве может такой человек… Нет. Думать об этом сейчас не хочется совсем.

– Скажи, а о чем ты думаешь, когда… – все-таки взяла и спросила.

– Когда, что? Устраняю преступников? – Николас будто мысли прочитал.

– Да.

– Ни о чем. А нет. Ну, конечно, прикидываю расстояние, вычисляю поправку на ветер, если стреляю со снайперки. Может, не будем об этом?

Видно было, что тема ему неприятна, а я так и не получила никакого внутреннего удовлетворения. Это как видеть изъян в идеальной вещи, а поделать с этим все равно ничего не можешь, впрочем, как и исправить.

Хватит уже Эшли, вот меньше всего Ник нуждается в твоем одобрении своей работы. Правда, Хартвин все же решил передо мной за что-то оправдаться:

– Наверняка, когда ты готовилась к собеседованию, то поднимала финансовые показатели моей фирмы.

– Да, просматривала, – честно призналась, не совсем улавливая, куда он клонит. Хотя нет, кажется, меня тогда что-то смутило.

– Как думаешь, той группой товаров, как пластиковые изделия, бумага, канцелярия, которыми торгует моя компания, можно ли заработать такую чистую прибыль?

– Я-я не копала так глубоко и финансовых отчетов не видела, – ответила, но все-таки припомнила свои прошлые мысли и сомнения. Выходит, судя по графикам, финансовые вливания в кризисные периоды сезонности достигались не за счет кредитов, а за счет собственных средств?!

– Догадалась? – произнес Ник, погрустнев. – Да, я – высокооплачиваемый устранитель, который мог бы и обойтись без новой фирмы вообще, однако это не какая-то там прихоть.

Немного помолчав, он протянул мне шампур и откусил от своего стейка, который за малым не превратился в уголь.

– Я все свое студенчество да и после отчисления только и делал, что искал работу, потому как опекуны выдворили меня из дома после восемнадцати. И неизменно получал отказ в найме на серьезную работу из-за отсутствия рекомендаций и приличного образования. А поступив в колумбийский, пришлось его бросить. Еще же эти забегаловки и рестораны, в которых подрабатывал, перебиваясь, вечно подставляли, то закрывались, то переезжали, то обманывали и не платили. В самые худые времена бывало нанимался и на ферму, навоз кидать лопатой, лишь бы кормили и спать было где.

Произнося все это бесцветным тоном, он не дрогнул и мускулом лица, как будто говорил о ком-то другом.

– А потом я сдался, ушел в армию. Год провел в учебке и через распределение попал прямиком в Афганистан. Еще через год наша машина подорвалась на фугасе, неопытный сопер плохо прочесал дорогу. Дальше, я несколько недель провалялся в реанимации.

Похоже, заметив, как я непроизвольно скривилась, Хартвин явно решил укоротить рассказ, в чем и признался:

– Ну, а если вкратце, то меня списали в запас и выдали пособие по инвалидности, которого едва хватало на больничные счета. Вот тогда-то меня Мейгар и забрал, за что я бесконечно ему благодарен. Он заменял мне отца еще в армии, когда я служил под его началом, а после изрядно потратился на мою реабилитацию.

Молча подкинув дров в потухающий костер, Ник продолжил:

– И я, естественно, разузнал о его заработке. Восстановившись, вызвался помочь, чтобы отплатить хоть часть того, что он для меня сделал.