– Да, – выдохнул маг.
– Того самого лейтенанта, который выполнил вашу работу, который спас свою беременную жену и совершенно спокойно сдался бойцам «Трайхана», – продолжил давить граф, буравя при этом Воронова своими стальными серыми глазами. – Его жена сейчас сидит у вас в коридоре. Эта храбрая женщина почти полтора года обивает пороги различных инстанций, добиваясь реабилитации своего мужа.
По спине Воронова пробежал холодок. Не то чтобы он кого-то боялся или мог быть уличен в чем-то противозаконном, но совесть инквизитора не была кристально чиста. Последние полтора года он постоянно помнил об этом, и совесть, ничуть не стесняясь, грызла его чувства. Он глянул магическим зрением сквозь стену и увидел сидящую на стуле госпожу Летову. Она кормила ребенка грудью и тихо напевала ему олерскую колыбельную, ставшую популярной по всей Империи: «Ты расти, мой сынок, // будь и силен, и высок. // Будь здоров, как твой отец, // будь такой же молодец. // Храбрым будь, как папа твой, // не давай врагам покой. // Умным будь и будь здоров, // ты расти, мой паренек…» Песня пелась абсолютно произвольно, в ней не было канонического текста. Главный упор делался на то, чтобы мать несколько раз в день напевала, что ребенка ждет успех, если он будет трудолюбив и напорист, честен и смел…
– Помимо этого вы неоднократно отказывали Селине Летовой в свидании с мужем, ссылаясь на тайну следствия, но я думаю, что пришло время покончить с этим безобразием, – граф извлек из кармана куртки какой-то документ, отпечатанный на официальном бланке с гербовыми знаками. – Извольте ознакомиться.
Воронов положил перед собой решение Суда Верховного Совета и принялся его изучать. В нем говорилось о том, что, на основании полученной в ходе следствия информации, с лейтенанта Зора Летова снимаются все обвинения, и он восстанавливается в гражданских правах за недоказанностью обвинения в вампиризме, выдвинутого со стороны ИСБ. Внизу стояли магические подписи Императора и четырех спикеров, заверивших этот документ.
Архимаг вздохнул с облегчением, но совесть снова провела когтями по душе. Ему было чего стыдиться…
– Хорошо, что вы лично занялись этим вопросом и помогли бедной госпоже Летовой, – произнес он и продолжил, словно на исповеди: – К сожалению, я не мог сделать этого сам, хотя, если быть честным, не очень и хотел… Наверное, только вам я и могу сказать правду… Мы знаем, что лейтенант разговаривал со Смертью и получил от него огромный дар. Мы пытались уговорить стража показать нам другое состояние души, но он не желает сотрудничать с нами. В этом, конечно же, виноват я, и только я. Это я руководил действиями архимага Гайт… Пойдемте. И пригласите с нами госпожу Летову.
Воронов встал из-за стола и вышел вместе с адмиралом из кабинета. Он отвел их на последний подземный этаж в здании ИСБ, где находились самые мрачные в мире подвалы, с которыми перед смертью знакомились все более-менее матерые преступники, угрожавшие государственности. По дороге Воронов вызвал гранд-капитана Шерха, объяснив только, что тот не должен пропустить такое событие, если оно пройдет без его ведома.
Здесь было темно и неуютно. Орк Шерх подозрительно озирался, не очень понимая, зачем хранить останки его погибшего сотрудника в таком помещении, больше похожем на склад вещественных доказательств. Совсем уже эти иэсбэшники зарвались. Никакого уважения к героям Стражи! А ведь начальник Управления гранд-майор Грауд даже подавал прошение о посмертном награждении Летова… Была даже идея создать новую государственную награду – «Медаль Летова». Эх, какая хорошая мысль была, да померла под грузом бюрократии… Но в Управлении сотрудники все равно шептались, и с их уст все чаще срывалось словосочетание «отвага Летова», когда речь заходила о его короткой, но, безусловно, яркой службе. Они помнили своего коллегу, утершего нос даже ИСБ… Не забывали его и омоновцы Стражи, хотя мало кто из них был знаком с человеком, давшим жизнь такому понятию, как «метод Летова»…
– Достань объект АР № 94288435, – как можно небрежнее бросил Воронов дежурному, стараясь скрыть свое беспокойство. – А вы там подождите.
Дежурный ушел копаться в кладовой и вскоре снова показался, толкая перед собой парящий в воздухе ящик, напоминающий гроб, в каких хоронят умерших по традиции некоторых религий.
Дальше Воронов действовал сам. Он опустил ящик и открыл его, снимая все охранные чары. Через мгновение из него поднялся невредимый Зор Летов. Селина не выдержала и бросилась к нему, оттолкнув в сторону Воронова. Летов плохо понимал, что происходит, так как ему казалось, еще мгновение назад он был на допросе в следственном комитете ИСБ. Он уже начал догадываться, что происходит нечто благоприятное для него.
Селина плакала, прижимаясь к Зору, а он обнимал жену, стараясь не придавить при этом своего маленького сына Кайрона, висящего в нагрудном детском рюкзачке. В глазах Летова появился влажный блеск, но он держался, лишь начал шептать жене на ушко ободряющие слова.
– Не плачь, я не могу смотреть, как ты плачешь, пусть даже от счастья. Если ты не прекратишь, то заплачу я, и потом тебе будет стыдно за своего мужа-плаксу…
– А что, раньше никак нельзя было его выпустить? Зачем нам врали, что он погиб? – проворчал Шерх и с укоризной посмотрел в спину Селине, так как понял, что она тоже знала, но молчала. – Козел ты, Воронов!
Селина все так же крепко прижималась к мужу, целовала его куда попало и жарко шептала в ответ:
– Мне никогда не будет за тебя стыдно! Ты мой единственный страж, ты моя пуля, летящая в цель! Ни одна цель не уйдет от тебя! Никто и никогда не остановит твой полет!
Она знала, что именно это будет приятно услышать ее любимому стражу. Именно это, а не «розовые сопли с сахаром», как иногда говорил гранд-капитан Шерх.
– Точно! – обрадовался подслушивающий орк. – Молодец Селина, дело говорит: такой «снаряд» даже Смерть вряд ли остановит!
Тут Летов посмотрел на него и ответил совершенно серьезно, но так туманно, что понял только старший инквизитор Воронов: