Вспоминая это странное виртуальное знакомство и эту историю, Женя иногда думала: «А вдруг этот страшный план ухода из жизни – выдумка? Плод фантазии, богатого воображения? Или какой-то элемент душевной болезни, ведь Людмила так много пережила? Бывают такие выдумщицы, чудачки, неистощимые, мягко говоря, фантазерки?» Женя таких встречала – была у нее одноклассница Марина Федорчук. Та такое придумывала – ну просто писатель-фантаст! То Федорчук без конца тонула в зимней Москве-реке, то, требуя выкуп, ее похищали бандиты. Какой выкуп? Родители Марины были обычными инженерами. То за Марину сватался богатый арабский шейх, и это в девятом-то классе! То чокнутая Марина рожала и отдавала в Дом малютки однояйцевых близнецов.

Конечно, ей не верили и считали ее с большим приветом.

Позже Женя нашла объяснение Марининому вранью – не самый удачный способ привлечь внимание. С блеклой, неинтересной и заурядной Мариной дружить не хотели.

Но Людмила? Зачем ей это надо? Привлечь внимание, заполучить дружбу с известным писателем? Нет, вряд ли. Она взрослая образованная и неглупая женщина. Да и дружбой своей она Женю не доставала – все в меру, все дозированно. Интеллигентно и сдержанно. Весь облик Людмилы, ее внешний вид, ее письма, юмор, ее ненавязчивость никак не монтировались с действиями чокнутой тетки или рядовой аферистки.

А уж в чем в чем, а в людях Женя, кажется, разбиралась.

И все-таки это долго преследовало ее: и зимний полупустой город, который она отчетливо представляла, и редкий, колючий снег, и пустые, словно вымершие, кафе и магазины. И сумерки – конечно, сумерки, ну не утром же все произошло? Да, сумерки, порывистый, колючий ветер и мелкий, почти незаметный дождь, и низкое темное небо, и мокрый, свалявшийся в комья песок. И маленькая фигурка у самого берега – да вряд ли ее вообще кто-нибудь заметит, вряд ли остановится взглядом. Мало ли чудаков на этом свете?

А женщина, чей силуэт еле различим с набережной… Она долго стоит на берегу, вглядываясь в низкий и темный горизонт. Промозгло и влажно, сыро и мерзко, и пробирает до самых костей. Подняв воротники и набросив капюшоны, редкие прохожие, торопливо стремившиеся домой, не оглядываются по сторонам. А если уж кто-то случайно заметит – так тоже не удивится, мало ли странных людей!! Может, и эта из их же числа!

Стоит, медитирует. А может, камлает, просит чего-то у моря. Да бог с ней, с этой, на берегу! У всех своя жизнь и свои заботы.

Вот же наказание – фантазия писателя! Врагу не пожелаешь.

Ну все, все! Хватит, достаточно.

Прошел праздник, но длинные выходные еще не закончились. После завтрака разбредались по своим комнатам – работать. Встречались в четыре, к обеду. Вечерами гуляли, разжигали камин, пили чай и болтали.

Девятого объявилась на даче любимая дщерь. Счастливая, отдохнувшая, повеселевшая и не без подарков – без подарков в их семье из поездок и командировок не возвращались.

После ужина – любимое дочкино барбекю – пили чай с вишневым вареньем и свежеиспеченной шарлоткой.

Усевшись втроем у камина, Женя поглядывала на своих. «Вот оно, счастье, – думала она, – счастье, что они есть». Счастье, что они здоровы, счастье, что у них все хорошо.

Такое счастье, что думать страшно.

На следующий день дочка с мужем уехали в город – дела.

Женя осталась одна. Усмехнулась: «А что, тоже счастье!»

Это одиночество – наказание, а вот уединение – совсем другое. Уединение – это покой, возможность остановиться, задуматься и оглянуться по сторонам.

Как много, оказывается, бывает счастья. Даже страшно, ей-богу.

Весна в том году была ранней, и уже в конце марта неожиданные и бурные дожди смыли и осевший и почерневший снег, и скрывавшуюся под ним грязь. Показалась прошлогодняя вымершая бурая трава, сквозь которую отчаянно пробивалась новая, молодая, свежая и зеленая – жизнь! А в апреле было уже совсем тепло и сухо.