Меж тем их нового друга Ковальского арестовали и приговорили к смерти. Выйдя из здания суда, юные башмачницы приняли участие в демонстрации протеста. Неудивительно, что полиция тут же заинтересовалась девушками, в их квартире был произведён обыск, который, правда, ни к чему не привёл. Революционеры пока ещё ничего не поручали сестричкам. Впрочем, начиная с 1879 года девушкам доверили переписываться с политическими заключёнными.
Когда тюремщики просматривают письма, адресованные заключённым, первым делом смотрят, от кого письмо, — а тут пишут не революционерки, а девушки с кристально чистой биографией, да и в письмах сплошные амуры. Понятное дело, что сёстры пользовались шифром.
Меж тем девочек отправили работать на канатный завод, там же они занимались агитацией. Денег на прожитье почти не было, так что в свободное от агитации время они занимались сапожным делом — вот уж кого никак не назвать белоручками. Тем не менее, работа на канатном заводе была явно не для сестричек, поэтому в конце концов им было разрешено попытать счастья в частной лечебнице, где требовались помощницы фельдшерицы. Но устроилась только Фани. Ей выделили комнатку при больнице, туда же по поручению исполкома девушка приносила запрещённую литературу и выполняла функцию связного между пациентами и революционерами.
Но теперь ей было этого мало. Поэтому в 1880 году, во время встречи с членами Исполкома «Народной воли», Фани заявила, что готова принять участие в организации покушения на царя. Должно быть, на встрече присутствовал предатель, потому что сразу после этого у Фани был произведён обыск, саму её допрашивали жандармы, но ничего предосудительного снова обнаружено не было. Литературу она уже всю раздала, ей можно было предъявить только её же устное заявление — но мало ли что не сболтнёшь по молодости, по глупости?!
Фани освободили под подписку о невыезде, но сразу после этого девушка уехала из Одессы и перебралась в Санкт-Петербург. Исполнительный комитет счёл необходимым исполнить желание Фани и отправить её в самую гущу событий. Так Фани Морейнис оказалась в одной квартире с Н. Кибальчичем[83] и А. Якимовой, где изготавливали бомбы и реально готовилось покушение на самодержца.
Когда же император погиб, Фани была отправлена обратно в Одессу с чемоданом нелегальной литературы. Её арестовали на явочной квартире вместе с членом ИК М. Р. Лангансом[84] и А. В. Якимовой. Несколько месяцев она провела в николаевской тюрьме, после чего её препроводили в Одессу, где ещё несколько месяцев Фани Морейнис допрашивал военный прокурор генерал В. С. Стрельников[85], впоследствии казнённый народовольцами. Теперь девушку поместили в одиночную камеру тюремного замка, где она сидела до начала 1883 года и чуть не сошла с ума от одиночества. Только после того как она отказалась от пищи, её перевели в общую камеру.
В результате Фани получила четыре года каторжных работ на реке Каре. После отбытия наказания она вышла на поселение в Чите, где сочеталась законным браком с окружным врачом Владимиром Михайловичем Муратовым[86]. Когда мужа отправили на работу в село Горячинское, Фани поехала с ним. С тех пор Фани не участвовала в работе революционных кружков и внешне охладела к политике, но это именно она все последующие годы прятала у себя беглых ссыльных, студентов, служащих-железнодорожников, хранила нелегальную литературу.
Фани Морейнис-Муратова оставила воспоминания. Умерла она в 1937 году в Москве, куда выехала ещё в 1907-м, дабы дети могли получить хорошее образование.
Софья Перовская
Мы затеяли большое дело. Быть может, двум поколениям придётся лечь на нём, но сделать его надо.
Родилась 1 сентября 1853 года в Санкт-Петербурге. Потомственная дворянка. Отец Софьи — Лев Николаевич Перовский[87], потомок графа Алексея Кирилловича Разумовского[88], служил губернатором Петербурга, потом членом совета министерства внутренних дел; мама, Варвара Степановна Веселовская, — из небогатой, но старинной русской дворянской семьи. Казалось бы, всё у человека есть, чего ещё пожелать?
В 17 лет Софья поступила на Аларчинские женские курсы и параллельно посещала женский кружок самообразования. Когда же отец заметил, что дочь завела подозрительные знакомства, она ушла из дому и поселилась у Веры Корниловой, куда за ней пришла полиция (понятно, что отец не мог позволить несовершеннолетней барышне проживать, где ей вздумается, и объявил розыск). Обманув жандармов, она как-то перебралась в Киев. Далее отец вёл с ней переписку, результатом которой стало мирное соглашение. Софья возвратилась в столицу, а отец выдал ей паспорт, дабы она могла получить сертификат об образовании.
В 18 лет Софья создала небольшой народнический кружок, который впоследствии слился с кружком М. А. Натансона[89]. Через год в него вошёл Н. В. Чайковский[90]. «Со всеми женщинами в кружке у нас были прекрасные товарищеские отношения. Но Соню Перовскую мы все любили. С Кувшинской, и с женой Синегуба[91], и с другими все здоровались по-товарищески, но при виде Перовской у каждого из нас лицо расцветало в широкую улыбку, хотя сама Перовская мало обращала внимания и только буркнет: „А вы ноги вытрите, не натаскивайте грязи“», — написал П. А. Кропоткин[92].
Далее Софья получила диплом народной учительницы, успешно оканчила фельдшерские курсы, участвовала в «хождении в народ». С 1873 года держала конспиративную квартиру в Санкт-Петербурге и преподавала рабочим.
Первый арест произошёл в 1874 году, Перовская провела несколько месяцев в Петропавловской крепости. Во второй раз была судима по «процессу Сто девяносто трех», но оправдана. Освободившись от судебного преследования, Софья подготовила побег товарища по кружку И. Н. Мышкина[93], однако побег провалился.
В третий раз Софью арестовали летом 1878 года, после суда она была отправлена в ссылку, но по дороге умудрилась убежать.
Находясь в розыске, участвовала в Воронежском съезде «Земли и воли», вошла в Исполнительный комитет, позже распорядительную комиссию. Обладая несомненным литературным талантом, активно публиковалась в «Рабочей газете».
В ноябре 1879 года Перовская участвовала в подготовке взрыва царского поезда под Москвой. Тут ей пришлось применить ещё и талант актрисы. В запланированном «спектакле» Перовская играла роль жены путевого обходчика Сухорукова (народовольца Л. Н. Гартмана[94]). Вместе они поселились в крохотном домике, из которого был проведён подкоп под полотно железной дороги и заложена мина (однако взрыв произошёл после того как царь миновал опасное место).
Через год Софья снова участвовала в покушении на Александра II в Одессе. В 1881 году, после ареста её гражданского мужа А. И. Желябова[95], лично возглавила дело и довела его до конца. Она сама сама начертила план расстановки метальщиков и взмахом белого платка подала Гриневицкому сигнал бросить бомбу.
Согласно народному фольклору, спустя несколько лет после памятного покушения и смерти Перовской, на том самом мосту, где когда-то Софья высматривала приметную царскую карету, начал появляться призрак женщины с платком. Привидение посещает Петербург регулярно в годовщину гибели императора, дабы выбрать очередную жертву, и тот, посмотрев на которого, призрачная дама взмахнёт платком, непременно вскоре умрёт.