Когда-то мы разговаривали про Bucket list ― список желаний, которые имеет каждый американец. Наряду с дочкой и миллионами долларов, у Пола была мечта взойти на гору Мачу-Пикчу, принять участие в сеансе-обряде Ayahuasca54 и посетить Россию.
В один из дней, когда я была преисполнена счастьем и благодарностью за его любовь, взяв на себя всю вину за то, что он отсутствовал неделю, благодарная я достала из кошелька шесть тысяч долларов и купила ему подарок на день рождения.
Наша поездка в Перу состояла из двух недель путешествия по стране с длинной остановкой в Cusco. Это небольшой городок, затерянный в джунглях в сердце страны. Мы посещали горячие источники, пробовали местную простую, но очень вкусную пищу.
В Куско очень наглядно видно, как местная культура и цивилизация была подчинена и уничтожена католическими завоевателями. Этот город ― историческая столица империи Инков, которую конкистадоры покоряли и разрушали триста лет. Мне и Полу это было очень интересно. Я впервые увидела, что у него есть какой-то интерес к чему-то, кроме себя.
Проходя по узеньким мощеным древним улицам города, мы видели местные строения где-то второго века до нашей эры вперемежку с огромными готическими глыбами католических соборов, государственных палат и ратуши. Хоть снаружи это и производит неимоверно раболепное восхищение, заходя внутрь, туристы, и мы в том числе, испытывали ужас. В подвалах этих соборов находится множество склепов с человеческими останками, все еще прикованными цепями к стенам. В этих камерах на огромных вековых камнях массивным латинским шрифтом выбиты надписи о грехе и покаянии, цель которых донести до будущих поколений страх и преклонение перед могуществом церкви. О боге тут даже и речи шло. На стенах двадцатиметровые фрески, изображающие муки ада. На них было страшно смотреть. Разорванные части тел, пламя и чудовищные гротескные монстры, напоминающие животных, пожирают грешников, а невкусных бросают в огонь.
Везде стоят угрожающе-страшные рыцарские доспехи конкистадоров. Горят свечи. Пахнет ладаном, воском и подвальной сыростью. И каким-то слегка неуловимым, сладковатым запахом смерти.
Еще там, над хорами, был секретный зал, каменный и серый, где сидел управляющий огромным органом. Настолько большим, что его невозможно было охватить одним взглядом. Наверное, тысяча труб. Тридцать, а может пятьдесят педалей. Было сложно даже представить звук этого монстра, нас пробирала дрожь от одного его вида. В том зале стояли по периметру выбитые в стене каменные лавки. Расписанные золотом, инкрустированные деревом. На них собиралась местная испанская элита того времени, чтобы под звуки этого медного чудовища решать судьбы инков. Какую разрушить деревню, какую ферму сжечь и какого неверного казнить на костре.
За алтарями часовен лежали огромные золоченые книги сводов и правил ― как правильно бояться бога и что случится в чистилище и в аду с непокорными. Огромные, метра три в развороте.
Пол был в шоке. Он сморщился от страха даже больше, чем в Москве и в Минске. Это был настоящий испуг. Но уже не перед страной, где отсутствует закон, а перед возможностью существования какой-то высшей силы. За что же ты боишься быть покаранным, мой дорогой Пол? Хотя мне тоже было не по себе. Но скорее противно. И очень-очень жутко.
Широко округленные глаза Пола, почти застывшие зрачки, пустые и испуганные, пугали меня. Весь его вид, животный страх на его лице, противно смотреть. Я его не узнавала. Он задавал множество вопросов гиду, будто пытаясь сам себя убедить, что он не так плох, что он не такой грешник, что его все это не коснется.
Мы целый день бродили в нескончаемых узких лабиринтах этих подвалов. Низкие потолки, очень толстые и заплесневелые старые стены заводили нас в тупики и бесконечные склепы. Окруженные этими фресками, мозаиками и смертью, мы боялись заблудиться в этих подвалах из костей. Нам хотелось бежать оттуда, но мы уже так далеко забрели, что идти обратно было бы еще дольше, чем двигаться вперед. Мы были как будто замурованы.
Пол всю ночь не мог спать. Он вскакивал, бегал по комнате как заведенный, возмущался: как это так! Потел, пытался поговорить со мной о грехе, своем и моем. Падал на колени, просил прощения возле моей кровати. Курил. Выпил полбутылки виски. Потом плакал. «Но я же не такой! Я не грешник! Правда? Правда?» ― тряс он меня, сонную, за плечо.
Назавтра, подняв всю деревню на уши, он нашел два свободных места на церемонию Аюваски, кто-то отказался и нам баснословно повезло, сказал он мне.
Кто не знает ― Аюваска это энтеогенное варево, приготовленное из винограда Banisteriopsis caapi и других ингредиентов, растущих в лесах Амазонии, обладающее психотропным действием. Верится, что древние инки, племена которых жили на огромных расстояниях друг от друга, напившись этого варева, приобретали возможность слышать и общаться друг с другом на расстоянии и разговаривать с духами. Эта коричневая жидкость используется для церемоний исцеления духа и тела, проводимых амазонскими целителями. Рецепты варева варьируются, в зависимости от целей. Это может быть церемония заживления или выздоровления, физического и эмоционального, а также ряда более загадочных духоискательских приключений и открытий.
Даже не могу передать, что это было.
Сначала три глотка из круглой чаши. Мы с Полом крепко держимся за руки. Начинаем тупо смотреть друг на друга. Маленький перуанский шаман, или как его там, прыгает вокруг нас, машет какими-то лопухами, мы впадаем в прострацию. Рука Пола теперь уже обжигает меня как огонь. Потом еще несколько глотков. Кто-то начинает кричать, кто-то падает на землю и бьется в конвульсиях. Я пока держусь. Потом еще несколько глотков. Я уже давно потеряла счет времени. Прошел час или десять минут? Не знаю. Еще несколько глотков, которые переносят меня в прошлое. В мои самые больные моменты. Лиза кричит у меня в ушах ― боль, страх, ненависть. Вета с наслаждением обнажает свою душу в сильных эмоциях музыки, которая громко звучит у меня в ушах прямо из прошлого. Счастье умножается стократ. Негативные чувства сильнее, но они уже не так важны. Физическое тело обретает легкость, как бы очистившись от грязи. Сложно, очень сложно описать.
Потом, не помню как, но каждого из участников увели, а некоторых утащили подмышки, в хижину, строение, сколоченное из бамбука и лиан и разделенное на десяток отдельных комнатушек-квадратов. Каждому участнику ― отдельный квадрат с соломенной подстилкой и ведром. Потом пришла боль. Такая боль, как будто ты в самом низу тех фресок, что мы видели в соборах. Тебя пожирают дикие монстры-животные, раздирая на части, одновременно обливая тебя кислотой на сковородке ада.
Лиза плачет, мама кричит, Аллен выходит из дома к другой, хлопая дверью, мои роды, коричневые туфли Виктора летят мне в лицо, страх, женщины с отвисшими грудями смеются мне в лицо, оскал Пола, какие-то лица, свет…
Люди кричали бешеными голосами. Я тоже. Я лежу на этом ковре, скрюченная в позе зародыша. Ведро почти полно моей блевотины. Машу руками, кричу, разливаю это ведро. Ползу. Куда? Не знаю…
Цель нашего обряда ― показать человеку, насколько сильной может быть боль, телесная и душевная. Кому что болит. Когда в обычной жизни мы жалуемся и страдаем, после этого опыта я поняла, что это все мелочи по сравнению со страданиями того моего высшего тела, о существовании которого я не знала все эти годы.