— Хочешь сыграть убийцу на сцене? Так бы сразу и сказал.

— Староста, не надо так шутить. Какая сцена? Я на самом деле собираюсь… убить человека!

— Малыш Сюн, как говорится, чем больше врагов, тем больше стен, чем больше друзей, тем больше дорог. Не нужно осуждать других. Как бы велика ни была твоя обида, лучше всего превратить большую проблему в маленькую, а маленькую — свести на нет. Понимаешь? У человека жизнь одна, другой не будет. Запомни мои слова.

— При всём уважении к вам, чем больше мы говорим, тем дальше от сути. Я на самом деле… на самом деле…

Сюн Сань был в растерянности. Он не знал, с чего начать, и, не найдя ничего лучше, вытащил записку.

Прочитав её и поняв, что к чему, староста испугался.

— Хочешь сказать, что дедушка Юй… Он… Пока мы живы, жизнь полна страданий, а смерть есть благословение. Без смерти душа народа мается. Подумай, у стариков есть еда, но она невкусная, одежда их не греет. Иногда они мочатся прямо в штаны. С наступлением зимы от малейшей простуды теряют голос. От обычного кашля у них глаза лезут из орбит: необходимость отхаркнуть мокроту заставляет всё тело содрогаться так, что кишки едва не вылезают наружу. Дедушка Юй не виноват, но в наших глазах он совершил преступление. Ай-яй-яй…

— Вы хотите сказать, что я вправе убить?

— Мы должны поблагодарить его за великодушный жест. Можно считать, он хочет пожертвовать личными интересами ради общественного блага, облегчить ношу обществу и стране. Очень благородное устремление. Оно достойно похвалы…

— По-вашему, если я убью его без жестокости, в этом не будет ничего страшного?

Староста замотал головой.

— Вид крови наводит страх, не так ли? Это может смутить общество. Подумай, наша деревня расположена в очень важном регионе. У нас и лесное хозяйство, и добыча метана — передовые отрасли. Мы лидируем по уничтожению грызунов. К нам каждый день приезжают делегации, издалека приезжают. Если ты это сделаешь, вся деревня будет стоять на ушах. Какими глазами на тебя будут смотреть? А на меня? Будут говорить о Юе, мол, не захотел отвечать за своё преступление, решил сам покончить с этим…

— Старик не боится наложить на себя руки. Ему страшно, что он не доведёт дело до конца и останется полуживым, полумёртвым.

— Тогда пусть примет небольшую дозу пестицидов или найдёт на реке омут поглубже. Как бы то ни было, нужно вести себя прилично.

— Я тоже так сказал, но он твердит, что боится медленно умирать. Говорит, топор — самый быстрый способ. Скажите, что мне делать? Я сам в толк не возьму, что за невезение, напасти сыплются на меня одна за другой…

Сюн Сань упал на колени и схватился за голову. Лицо его перекосилось.

Староста не мог понять, как быть. Подумав, он сказал:

— Мне нужно посоветоваться. Я с тобой завтра свяжусь. Дело исключительное, поэтому требует особого подхода.

— Не успеем! — Сюн Сань в негодовании хлопнул себя по бёдрам. — Дедушка Юй ведь сейчас ждёт. Если я его не убью, он точно не успокоится. Кто знает, может, он ночью с топором явится ко мне на порог и подберётся к кровати. Как я смогу уснуть?

Дело требовало безотлагательных действий. Старосте пришлось позвонить шурину — учёному мужу, который преподавал в городе. Однако вопреки ожиданиям, услышав слово «убийство», шурин стал заикаться и быстро положил трубку, будто боялся, что сквозь неё просочится кровь и запачкает его. Тогда староста решил позвонить рябому Хуну, уездному мастеру по ремонту телевизоров. Тот был человеком современных взглядов, умел подбирать костюмы, носил кожаную обувь, выражался умными словечками, как городские, а значит, вполне мог дать дельный совет. Как назло, именно в тот день рябого Хуна отправили в далёкую командировку. Некому было здраво рассуждать! Староста от беспокойства не находил себе места, но не мог ничего поделать, кроме как взять за руку Сюн Саня и отправиться вместе с ним в деревню.