— Мы говорим не обо мне. Я хочу знать, как ты себя чувствуешь, Ария. По шкале от одного до десяти, насколько больно?

— Сейчас? Пять?

Дерьмо. Сейчас пять? Я надеялся на пять во время.

Я лег рядом с ней и обнял ее одной рукой. Она посмотрела на меня с намеком на застенчивость и проблеском облегчения. Облегчение, потому что она завершила свой первый раз. Не самая эгоистичная мысль.

— А во время?

Ария отвернулась, облизывая губы.

— Если десять — это сильнейшая боль, которую я когда-либо чувствовала, то восемь. — в ее голосе была нотка, которая сказала мне, что она все еще не говорит правду. Черт подери!

— Правду.

— Десять.

Я погладил ее по животу.

Признание Арии не понравилось мне, даже если я напомнил себе, что у нее был другой уровень боли, чем у меня. Я никогда не хотел быть тем, кто причинил ей столько боли.

— В следующий раз будет лучше.

Я надеялся, что так и будет. Я не был уверен, как сделать это проще для нее. Она была миниатюрной и нервничала, а я был мудаком, который горел желанием обладать ею.

Ария посмотрела на меня извиняющимся взглядом.

— Не думаю, что смогу снова так скоро.

— Я не имел в виду сейчас. Некоторое время тебе будет больно.

Я все еще хотел ее, может, больше, чем когда-либо. Сделав ее своей определенно не удовлетворило мое желание к ней, или потребность быть с ней, как можно ближе. Это нервировало.

— По шкале от одного до десяти, как быстро и сильно ты двигался? Правду, — спросила Ария дразнящим голосом.

Я хотел было солгать, но почему-то не захотел. Я хотел, чтобы Ария знала правду о каждом аспекте меня, плохом, худшем. Я даже не знал почему. Я никогда не делился ни с кем, кроме Маттео.

— Два, — сказал я, наблюдая за ней внимательно.