========== Часть 1 ==========

Тупую боль

Не отогнать,

Она закончит круг.

И все темней

Ночная мгла

Становится к утру.

Это мой личный ад,

Разум во мне распят,

И небеса день ото дня

Падают на меня.

(Чёрный кузнец — «Личный ад» (альбом «Сверхъестественное», 2017)

Обычно люди не замечают, как зима сменяется весной. В круговерти дней и забот никто не удосуживается посмотреть, как мрачность и холод отступают под натиском солнца и изумрудной травы. В лучшем случае кто-то из обывателей заметит, что в прошлый понедельник трава на газоне казалась не такой яркой и на ней не было первых весенних цветов. Словно кошки, для которых изображение на экране телевизора — лишь сменяющиеся друг за другом картинки, люди видят процессы, происходящие в природе, урывками. А я мог видеть их в динамике, наблюдая с самого утра, как из бутона раскрывается цветок. Потом еще и еще один. И так до тех пор, пока на газоне не образуется разноцветный ковер из крокусов и нарциссов. Час за часом на протяжении дня я видел, как природа расцвечивает красками унылый газон.

Других занятий в моей жизни больше не было. Наблюдение за пробуждающейся природой стало для меня увлекательным времяпрепровождением, когда я не думал о реальности, в которой я был лишен привычной жизни. Мне пришлось мириться с обстоятельствами, которые я привык преодолевать и ломать. Я привык выходить победителем из любых ситуаций. Находил решения, анализировал возможные потери, просчитывал самые благоприятные для себя варианты и, в конечном итоге, побеждал. Но не в тот раз. Даже Майкрофт Холмс мог совершить ошибку. И я ее совершил. Расплатой за необдуманный выбор коня для охоты стало падение, приведшее к повреждению спинного мозга в шейном отделе позвоночника и, как следствие, — почти полная неподвижность.

И теперь мне приходилось смотреть в окно, как художник по имени Весна хозяйничает в саду моего особняка. Для меня, еще недавно читавшего по лицам лидеров G7 их мысли, осталось одно дурацкое занятие — целыми днями смотреть, как распускаются цветы. С недавних пор двери небоскреба на площади Объединенных наций в Нью-Йорке, зданий в Брюсселе, Люксембурге и других городах стали для меня закрыты. Не потому, что меня объявили персоной нон-грата, а потому, что я стал немощным инвалидом, видящим радость в глазах одних политических оппонентов и жалость в глазах других. Я перестал быть всемогущим кукловодом мировой политики. Все ниточки одна за одной начали слетать с моих пальцев. С почти неподвижных пальцев.

— Ты сошел с ума, — сказал мне брат, и я услышал в его голосе тщательно скрываемый испуг и горечь.

Я щелкнул джойстиком управления инвалидным креслом, заставляя его развернуться. Шерлок стоял около стола. Как бы брат ни пытался скрывать от меня свои чувства, он не умел этого делать. Мне всегда хватало одного взгляда на Шерлока, чтобы прочесть его, как открытую книгу. Но я никогда этого не показывал. Если братишка хотел думать, что обводит меня вокруг пальца и мастерски владеет притворством — пусть себе думает. Все равно его никто не раскусит, кроме меня. Или Эвр.

Сейчас я видел, как больно Шерлоку. Он старался удержать на лице маску спокойствия, но по тому, как были напряжены его плечи, как он поджал губы, я все понимал. А еще брат с силой сжимал в руках лист бумаги. Обычное письмо на бланке с логотипом Dignitas.

— Значит, они согласны? — глухо спросил Шерлок.

— Да, все условия выполнены, — как можно спокойнее ответил я, понимая, что бесполезно, да и не нужно его успокаивать.