Вытащив из кармана платья увесистый кошель, раскрыла его…
— Конфеты?!
Вытряхнув все содержимое на кровать, неверяще смотрела на свою “добычу”.
— Да как же так! — от разочарования и обиды хлопнула ладонью по покрывалу.
Несколько леденцов задорно подскочили и под ними я заметила блеск монеты.
— Та-ак, — быстро собрав все конфеты, я закусила губу, не зная, плакать мне или смеяться, — поверить не могу! Просто не могу поверить!
Раздраженно фыркнув, отнесла коробку на место. Нечего мне в нее сегодня прятать. Просто нечего!
Сняв платье, осторожно повесила его в шкаф. Осторожно, потому как завтра нужно идти на работу, и если я сейчас порву случайно ворот или оторву пуговку, надеть мне будет попросту нечего. Платье для работы у меня было всего одно. Фрей, скупердяйка, не выдала второе, сказав, что надо быть бережнее. Так что зимнее платье у меня было одно, а жаль! Зато сорочку я надевала не жалея ткани, за что и поплатилась — одна из тесемок осталась у меня в руках, — но это были такие мелочи в сравнении с полным кошелем конфет!
Запахнув теплый халат на груди, резко отдернула штору.
Мари была на месте. Сидела за своим столом, обнимая ладонями небольшую чашечку, над которой тонкой струйкой вился пар.
— Доброй ночи, Рина, — старушка привычным движением поправила шаль на плечах, — а я думала, сегодня и не свидимся.
— Вы уже собирались спать, — устало присела на подоконник, чтобы лучше слышать соседку через чуть приоткрытую щелку.
— Нет, но мне показалось, ты не хочешь общаться. Я права?
Удивительно, как тонко Мари чувствовала мое настроение. Даже через закрытое окно и за закрытой шторой. Она всегда угадывала, как прошел мой день и настроена ли я на долгую беседу.
— Устала, — прислонившись лбом к холодному стеклу, прикрыла глаза, — тяжелый день был.
— Только ли устала, попрыгунья? — светлые, потерявшие краски глаза хитро прищурились.
— Ты права, Мари, — улыбка тронула губы, но глаз я так и не открыла, — еще я сегодня очень разозлилась на Фрей.
— Опять она к тебе придирается, моя девочка?
— Она не выплатила мне премию за день! Я работала как проклятая, а эта старуха…
— Старуха это я, — отставив в сторону чашку с отваром, Мари элегантно сложила перед собой руки, — а хозяйка твоей харчевни всего лишь вредная баба!