А начиналось все совсем безобидно.

На уроке физкультуры присутствовал посторонний дяденька. Он цепким взглядом рассматривал выпускной класс. Безразлично скользнул взглядом по тощей фигуре Юрки Панюшина, брезгливо дернул губой, наблюдая за напрасными потугами Борьки Самойлова (тот пытался подтянуться на турнике, прикрепленном к шведской стенке), и одобрительно скривил рот, усмотрев мускулистого Пашку.

Бугаев качал пресс, его широкая спина мелькала перед глазами, гоняя воздух туда-сюда. Сам Юрка никогда не смог бы так, но на то он и есть Бугай — почти сотня килограммов костей и мышц. Мозги в живой вес не входили — учился Бугаев благодаря своей исключительной наглости, подписав в помощники доходяг отличников. Борька Самойлов делал ему контрольные, Верка Пригуда писала сочинения, и только Панюшин, благодаря своей серости и незаметности до сих пор благополучно избегал Пашкиного внимания. Ну, оно и к лучшему — не только из-за фамилии, но и за высокий рост, крепкие кулаки и буйный нрав, называли его одноклассники Бугаем. Так это прозвище за ним и закрепилось.

После окончания занятий к Бугаеву на улице подошел неприметный дяденька. Не тот, что был на уроке — другой. Он что-то сказал Пашке, и они ушли вместе. Больше Бугая в школе никто не видел.

Сам Панюшин встречал его пару раз в городе, да подойти поближе, поговорить не решился. Да и о чем говорить с Бугаем-то? О том, как замирал в школьных коридорах, стараясь не попасться на глаза известному хулигану и задире?

А вскорости и самому Юрке сделали интересное предложение. Сейчас он не помнит какое, знает только, что, к сожалению, тогда не отказался.

Что он говорил, находясь в темноте, Панюшин и сам толком не помнил. Понял только, что ничего хорошего, судя по кислому выражению лысого. Капитан Козулин стоял рядом, заложил руки за спину и перекатывался с пятки на носок. Боль ушла, и сейчас Панюшину казалось, что он счастлив оттого, что ее нет. Это было просто замечательно — сидеть вот так на стуле, не шевелясь, наслаждаясь покоем. Не думать ни о чем, слушать, как тикают часы, как капает вода, как неравномерно дышит лысый. Сам Юрка дышал совсем по-другому. Беззвучно, одновременно и носом и ртом, как его научили. Точно так же дышал Козявка, а при жизни и Пашка-Таракашка, упокой господи его душу.

— Н-да, не густо — первым нарушил тишину лысый.

— Может, врет, гад? Дай-ка я его тресну разок, глядишь, и наступит в мозгах просветление? — сумрачно поинтересовался Козявка.

Лысый покачал головой.

— Не так просто. Была авария, даже не авария — эксперимент вышел из-под контроля, если слово контроль вообще было применимо в той ситуации. Как результат — имеем то, что имеем. Ну да это дело давнее, забытое… Да, Юрка?

Док ласково потрепал Панюшина по плечу.

— Осторожнее с ним — предупредил Козулин. — Эту тварь давно к стенке поставить нужно было.

Лысый улыбнулся.

— А и поставим, хули нам…

Договорить он не успел. Панюшин с силой ввинтил указательный палец в левый глаз лысого, давя пронзительную муть. Доктор Мезенцев заорал, его второй глаз вспучился, собираясь запустить огненную стрелу прямо в Юркин мозг, но Панюшин рывком развернул легкое тельце, и первая пуля из пистолета Козявки увязла в теле лысого, нанеся повреждения несовместимые с жизнью. Второй пули Панюшин ждать не стал, бросил тело доктора вперед, а сам ушел в сторону, к столу, плавно, почти ласково забрал забытый на столешнице пистолет с взведенным курком и уже падая на пол, в гостеприимные объятия старухи, выпустил всю обойму в качающего маятник Козулина.

Пули ушли в молоко, но Юрка и не рассчитывал попасть. На то он и Козявка, чтобы уходить из-под обстрела. Поднырнув под стол, Юрка рывком приподнял его спиной и, выпрямившись, одним безумным рывком запулил круглую столешницу навстречу осназовцу. Козулин расстрелял обойму и, бросив пистолет, рванул ремень автомата.

Из спальни и прихожей показались бесшумные тени бойцов спецотряда. Панюшин попробовал, было подсветить темноту в голове алыми всполохами, но для этого нужно хотя бы на мгновение отвлечься, остаться наедине с самим собой. К сожалению, сейчас подобная роскошь была непозволительна.

Осназовцы открыли огонь. Пули впивались в мертвое тело старухи с омерзительным чавканьем, интегрированные глушители извергали сердитое рычание. Р-р-р-р, чавк…

Юрка ушел с линии огня, сейчас он был в выигрыше, пускай и безоружен. К чему оружие тому, кто умеет обходиться без него?