— Эй, англичанин, что ты делаешь? Ты же дал слово!

— Как дал, так и взял. Обещания хороши только для тех, кто в них верит, — ответил Тобиас, но услышать эти циничные слова было уже некому: в это самое время Человек в Черном нанес его клиенту смертельный удар в сердце.

Затем он снял с шеи умирающего цепочку, на которой покачивалась какая-то странного вида нефритовая подвеска, и протянул ее хозяину. Тот сунул кулон в карман плаща-накидки, где уже покоилась сложенная вчетверо карта полуострова с отмеченным на ней маршрутом, по которому следовало идти к сокровищам. Карту испанец отдал ему сам.

Бросив свою жертву на земле и не испытывая при этом никаких угрызений совести, Тобиас Рид вышел из тупичка, предельно возбужденный тем, что ему довелось узнать. Человек в Черном шел за ним по пятам, тоже сильно взволнованный. Как только хозяин сел в карету, нанятые им головорезы растворились в неосвещенных улицах зловещего квартала.

Тобиас Рид, все еще возбужденный сказочной удачей и сделанным им открытием, приказал везти себя домой — его особняк, разумеется, находился в одном из самых лучших кварталов столицы, почти рядом с королевским дворцом.

— Ах, господин мой, — выскочил к нему секретарь, едва он успел переступить порог и отдать шляпу слуге. — Ах! Я уже отчаялся найти вас! Ужасная, ужасная новость! Ваша матушка…

Тобиас не дослушал; бледный как смерть, он взял из рук слуги шляпу, снова надел ее на голову и молча вышел. Ему и не было нужды слушать дальше: англичане наделены особой стыдливостью, помогающей им говорить самые кошмарные вещи, используя самые безобидные слова. Он опять тронулся в путь, чтобы вскоре оказаться у изголовья смертного одра своей матери. Боже, каким жестоким образом вырвали его из грез о сказочных сокровищах и связанных с ними тайнах!

— Вам нельзя сюда, дитя мое, — сказала заплаканная Дженни, не пуская Мери в дом. — Ваша бабушка, пусть земля ей будет пухом, ночью скоропостижно скончалась. Сейчас с нею пастор Ривс.

Мери отчаянно разрыдалась, и тронутая горем ребенка Дженни распахнула входную дверь.

— Бедный, бедный мальчик! — причитала она, прижимая любимца к необъятной груди. — Несчастный мой малыш!

Горе Мери было непритворным. Но оплакивала она вовсе не леди Рид, а все, что теряла вместе с бабушкой, так и не ставшей ей родной.

В конце концов, Дженни разрешила ей подняться на второй этаж и пройти в спальню бабушки. Пастор Ривс ходил по комнате, окуривая ее ладаном.

Появление Мери его озадачило — пастор знал, что наследник старой леди, Тобиас, терпеть ребенка не может, а к нему уже отправлен гонец со скорбной вестью, сам же и послал… Но выгнать рыдающего внука из спальни усопшей язык не поворачивался.

— Позвольте мне, святой отец, побыть с бабушкой хоть немножечко, побыть наедине, — заливаясь слезами, попросила Мери. — Бабушка была так добра ко мне!

— Пожалуйста, не задерживайтесь тут, дитя мое. Пастор ласково потрепал девочку по плечу. — Дело в том, что с минуты на минуту должен появиться ваш дядя.

Мери, не в силах говорить, кивнула, бросилась на колени у смертного ложа леди Рид и, казалось, вся ушла в молитву. Пастор тихо притворил за собой дверь.

А безутешный внук, едва остался в комнате один, приступил к действиям. Шустро припрятал под одеждой один из стоявших у постели подсвечников. Затем, рассудив, что этого вряд ли хватит, чтобы обеспечить собственное будущее и будущее Сесили, стал быстро обшаривать подряд все ящики и комоды, прибирая к рукам ценные мелочи и не забывая при этом испускать горестные вопли, способные, по его мнению, начисто лишить пастора желания разлучить его «дитя» с любимой бабушкой.

Мери набила карманы монетами, обнаруженными в старинной вазочке, туда же отправились жемчужное ожерелье и кулон, представлявший собой обвившуюся вокруг крупного изумруда саламандру. Очень хотелось забрать все драгоценности леди Рид, но осторожность не позволила: если кража не будет сразу слишком заметна, может, Оливера еще и не станут преследовать за мародерство.

Девочка вышла из спальни, энергично сморкаясь. Пора! В прихожей слышны голоса пастора и Тобиаса Рида. Она больно ущипнула себя за локоть и продолжала щипать все время, пока спускалась по лестнице, чтобы плач выглядел более натуральным.

Тобиас окинул рыдающего племянника безжалостным взглядом. Мери поняла, что не ошиблась: суд будет скорым и лишенным всякого снисхождения. Стоило пастору, получив ценные указания, выйти, злодей набросился на «племянника» с руганью: