Книги

Квини

22
18
20
22
24
26
28
30

– Извини, я так понял, нельзя трогать черных девушек за волосы? – он сунул руки в карманы, как будто ограничивая себя в движениях.

– По возможности, – улыбнулась я, очарованная его красивым лицом.

Буквально минуты через три мы уже целовались возле бара, и Валлиец делал паузы, рассказывая мне, что целый год работал в Камеруне, так что ведется на черных девушек. Я была не уверена, это у него пунктик такой, или я просто в его вкусе, но решила об этом не думать, потому что очень уж здорово он целовался.

Вдруг я вспомнила, что я не у себя дома, а в общественном месте, отстранилась от него и обвела взглядом бар. Много, очень много людей смотрело на нас. Валлиец тоже огляделся.

– Может, поедем к тебе? – спросил он, поглаживая мою поясницу.

– Так. Где ты работаешь? – спросил Валлиец, усаживаясь со мной в «Убер».

– Какая разница? – спросила я, глядя в окно, пока машина трогалась с места. Зачем я это делаю? Неужели мне настолько не хватает внимания? Я знала, что по уму мне бы его аккуратно вытолкать из машины, когда мы остановимся на светофоре, но в таком случае мне пришлось бы ехать домой в одиночестве. Мне пришлось бы ехать домой в одиночестве, забираться в пустую холодную постель и засыпать в обнимку с футболкой Тома. А мне очень этого не хотелось, не сейчас. Может, сегодняшней ночью все пройдет хорошо, ведь я выставила границы. Никаких личных подробностей, это просто приключение, убеждала себя я. Он положил руку мне на бедро и повел ее выше, вцепляясь ногтями в кожу. Минус пара колгот.

Он развернул меня лицом к себе, но вместо того, чтобы поцеловать, больно укусил за щеку. Меня это слегка отрезвило. Он прижался своими губами к моим и схватил меня за затылок, прижимая к себе лицом. Я не могла дышать.

Я стукнула его по ноге, пытаясь остановить.

– Господи, да ты силачка! Что не так? – спросил он. – Тебе не нравится?

– Дело не в том, что мне не нравится, а в том, что мне дышать нечем, – ответила я. – Можно на треть полегче?

Когда мы приехали ко мне, оказалось, что дверь заперта на все замки. Руперт и Нелл куда-то ушли, так что я показала Валлийцу дом, и он предложил заняться сексом прямо в гостиной. Я ответила на это жестким «нет» и жестом указала на ужасные диваны.

Мы шли в мою комнату, и он вдруг шлепнул меня по заднице так сильно, как меня никогда еще никто не шлепал. Вообще к боли мне не привыкать. С одиннадцати и до двадцати трех лет я каждые два месяца выпрямляла волосы, и ощущение, что кожу головы просто выжигают, а потом весь следующий день она саднит и чешется, подготовило меня практически к любому виду страданий. Сексуальных или любых других.

Том был не настолько раскован, но за последние пару месяцев я кое-что поняла о своих предпочтениях и болевом пороге. Мне нравились шлепки. Я не в восторге от таскания за волосы, но в целом не против, если не тянуть меня за них так, что они вот-вот отвалятся. Я по-настоящему полюбила покусывания. Удушение – зависит от того, кто душит, и от длины его ногтей. И так далее, и тому подобное. Когда Валлиец толкнул меня на кровать лицом вниз и изо всех сил шлепнул меня по заду тыльной стороной ладони, я поняла, что есть боль, которую я не готова терпеть. Но я сжала зубы и ничего не сказала.

– Раздевайся, – ухмыльнулся он, снимая рубашку и брюки. – Давай, быстрее, время не резиновое.

Я встала на колени и, все еще лицом в подушку, стащила платье, гадая, не та ли встреча с Ади превратила меня в управляемого мужским голосом секс-робота.

– Развернись, лицом ко мне, – скомандовал он. Теперь он говорил совсем другим тоном.

Я медленно перевернулась и села, скрестив ноги.

– Надеюсь, я не перемажусь весь твоими блестками, – сказал он, и я собралась было ответить, что ему даже пойдет, но он нежно схватил меня за подбородок и просунул язык в мой рот. Потом взобрался на постель и повалил меня на спину. Затем он развел мне ноги, сдвинул в сторону мои трусы и резко проник в меня пальцами с острыми ногтями.

Я не произнесла ни звука, когда он наклонился и укусил меня в шею, а потом в плечо, хотя понимала, что на коже останутся глубокие красные следы. Мне было больно, но я не кричала, не просила остановиться. Я не хотела, чтобы он останавливался.