Он мысленно пробежался по идущей к Соколову нити и резко дернул за нее, вызывая противника на бой. Соколов вздрогнул от неожиданности, и Мельник понял, что его противник трусит.
Он стоял возле осиротевшего кафе и смотрел, как начинают раскачиваться вершины елей: кто-то огромный шел к нему через лес. Мельник слышал скрип снега под тяжелыми ступнями и приглушенный утробный рев. Серый, безобразный, с обвисшей кожей, высотой в четыре человеческих роста, появился из леса новый голем. Он смутно напоминал Соколова: черты лица его были размыты и бесцветны, словно из-за телевизионных помех. Голем вышел на поле и остановился.
Мягкие хлопья снега летели с темно-синего ночного неба, облако наползало со стороны кафе. Оно еще не успело закрыть все целиком, и огромная луна сияла над лесом. Мельник поднял кирку и ринулся на Соколова. Тот, не ожидавший таких решительных действий, дрогнул и отступил. В два больших шага огромный голем скрылся в лесу.
Мельник бросился за ним вслед, и крыса, перебравшись на его плечо, стала приплясывать от нетерпения. Под густыми хвойными лапами было совсем мало снега, он оказался слежавшимся, плотным и больно колол, забиваясь в ботинки.
Затрещали, ломаясь, хрупкие старые ветки, осыпался снег с молодых зеленых лап. Мельник обернулся и увидел огромную серую ладонь, которая тянулась к нему, проскальзывая меж стволов. Мельник отпрыгнул в сторону, успев разглядеть за деревьями два больших внимательных глаза. Соколов снова прицелился кончиками серых, острых, похожих на заточенные карандаши пальцев. Мельник опять уклонился. Он чувствовал себя как мышь, в нору к которой кошка просунула свою цепкую быструю лапу. Но Мельник не хотел играть в прятки, он жаждал мести, и тяжелая кирка жгла ему руку. Мельник стремился туда, где есть простор, и за деревьями он видел просвет — с той стороны от ельника тоже простиралось поле.
Он вырвался на свободу и едва не зажмурился: свет заходящей луны был так ярок, что, отвернувшись от нее, Мельник увидел на снегу собственную тень.
Поле, на которое он вышел, было шире первого. В отдалении змеилась темная полоса реки, перерезанная изогнутым штрихом моста. На горизонте, на фоне лунного диска, гордо возвышалась круглая башня. Крыса злобно запищала, узнав место своего заточения.
Стволы деревьев за спиной у Мельника затрещали: из леса медленно выходил Соколов. Его глаза — два черных, гладко отполированных камня, воткнутых в глиняную голову, — смотрели пристально и тупо.
— Я буду драться с тобой здесь, на открытом пространстве! Не смей прятаться от меня, трус!
Соколов помедлил, потом подошел ближе. Его огромная рука, сжатая в кулак, размахнулась и ударила сверху вниз, но Мельник не отскочил, а побежал вперед к серым толстым ногам. Он замахнулся киркой, ударил со всего размаха, и по ноге голема пошла трещина. Мельник чуть развернул застрявшую в трещине кирку, надавил, и кусок серой пористой плоти, похожий на осколок бетонной плиты, откололся и упал на снег. Усилие, которое пришлось приложить, болью отозвалось в руках. Снова подкрались холод и голоса, и, если бы не новое пальто, Мельнику пришлось бы совсем туго. Серая ладонь Соколова скользнула сверху вниз и обхватила спину Мельника. Тот взмахнул киркой, пытаясь попасть в основание кисти, где у людей выходят на поверхность вены, но шип ударил вскользь. Он прочертил по руке голема жирную неровную полосу, но не принес ощутимого вреда.
Соколов встряхнул соперника в руке, как хищник встряхивает полудохлую добычу, и кирка полетела вниз. Пальцы Соколова начали сжиматься. Мягкий драп черного пальто плотнее и плотнее прижимался к телу Мельника. Мельник обхватил большой палец голема и стал отталкивать от себя. Кожа голема под его ладонями осыпалась серым колючим песком, нажим сверху ослаб, но ладонь Соколова продолжала сдавливать спину. Мельник толкнул сильней, рванулся вперед всем телом, неживой палец хрустнул и пошел трещинами. Словно предчувствуя, что противник вот-вот вырвется на свободу, голем накрыл его сверху другой рукой. Стало совсем трудно дышать, голоса несчастливых людей звенели, сводя с ума. И все же Мельник продолжал бороться. Он бил руками в большой палец Соколова, оставляя на серой коже кровавые следы своих ободранных ладоней. Лицо ему залеплял снег — небо заволокло тучами, луна скрылась, мир стал молочного цвета, и крупные влажные хлопья летели будто из ниоткуда, становясь все гуще и все плотнее, Мельник тонул в них, захлебывался талой водой, но боролся. Палец Соколова начал крошиться под его нажимом. Трещины ширились, Мельник цеплялся за них, разламывая плоть голема. И вдруг в его руке оказался большой треугольный кусок серой глины с острым, как нож, концом. Мельник хотел было отбросить его прочь, но вовремя спохватился. Он замахнулся и воткнул острие во вторую ладонь голема. От места удара во все стороны побежали трещины. Голем отдернул вторую руку и уставился на Мельника. Тот завертелся, пытаясь выскользнуть из искалеченной ладони, но обломок большого пальца все еще прижимал его, не давая выбраться. Тогда голем поднял левую руку над головой Мельника, и тот понял, что сейчас ему свернут шею. Не желая сдаваться, глядя, как к его голове приближаются серые острые пальцы, Мельник еще раз нажал, что-то сильно хрустнуло, и он вдруг полетел в молочную мглу, а рядом с ним летел огромный осколок пальца. Полет длился меньше секунды, а потом мягкий сугроб принял тело Мельника в холодные объятия.
Мельник, пошатываясь, встал на ноги и посмотрел вверх, прикрыв ладонью глаза от снежных хлопьев. Лицо Соколова отсюда, с земли, казалось большим мутным пятном с черными кляксами глаз. Что-то светлое скользнуло у голема по плечу и перепрыгнуло прямо на его лицо, зацепившись за шершавый нос. Это была серебристая крыса. Примерившись, она бросилась к черному гладкому глазу, раскрыв маленькую треугольную пасть; два ее острых передних зуба впились в нижнее веко голема. Зашуршала, крошась и осыпаясь, серая плоть. Черный отполированный глаз, качнувшись, подался вперед и выкатился из глазницы, сбрасывая крысу с лица. Левая рука голема поймала глаз на лету, крепко сжала, и крыса, падавшая с ним, оказалась в ладони врага. Хрустнули тонкие кости, вырвался из горла последний хриплый писк, и она перестала существовать.
Голем открыл рот и закричал. Его крик был похож на скрежет гвоздя по стеклу. Мельник отшатнулся назад и едва не упал. Голоса в его голове усилились, будто отвечая на зов. Справляться с ними стало невозможно.
Крыса ушла, а вместе с ней ушла ярость. Мельник чувствовал, как иссякает адреналин в крови. Его руки пылали от боли и усталости, спину ломило, мышцы начинали чувствовать все, что пришлось пережить за этот день. У него не было силы воли, чтобы продолжать борьбу, и он просто ждал, когда Соколов ударит его в последний раз.
Но тот не стал бить. Потеря глаза, кажется, лишила голема уверенности в собственных силах. Он развернулся и пошел прочь, хромая на разбитую Мельником ногу и размахивая руками, чтобы сохранить равновесие.
Широкая серая спина растворялась в молочной мгле. Мельник смотрел на нее и чувствовал облегчение: ему больше не нужно было драться. Можно было лечь в снег и замереть, чувствуя, как снежинки ложатся на лицо. Сначала, думал Мельник, они покажутся холодными, но потом подарят тепло и забвение.
Однако он не лег. У него не было сил, не было даже ярости, но в голове занозой сидела мысль: «Я должен это сделать», — и он решил следовать этой мысли.
Мельник оглянулся вокруг себя, ища кирку. Снега насыпало много, и он увидел ее чудом, только потому что она воткнулась в сугроб вертикально, и самый кончик ее длинной рукояти все еще торчал из него.
Мельник закинул кирку на плечо, которое отозвалось сильной болью.
Он пошел вперед. Сначала наступал на следы своего противника и продвигался довольно быстро, но вскоре снег засыпал их. Мельник сбился и завяз в снегу. Он не видел ничего дальше своего носа, не знал, куда идет, но шел вперед, пока были силы, а когда сил не осталось, вдруг увидел впереди темный высокий силуэт.