После душа я нашел в холодильнике какую-то подозрительную колбасу и предложил ее Егору. Осторожно понюхав так называемую пищу, кот покосился на меня, как будь-то спрашивая — и ты считаешь, что это можно кушать? Я утвердительно кивнул, но лишь после того, как я демонстративно откусил от нее кусок, он решился попробовать мое угощение, правда, без особого энтузиазма. Зато я хотел жрать неимоверно, поэтому сварганил себе огромный бутерброд и быстренько употребил его, запивая горячим чаем. Наевшись, я постелил плед возле своей кровати и сказал коту, что здесь он будет спать, пусть пока привыкает ко мне, а затем подберу ему отдельный угол. Пригодилась и старая пластиковая миска, в которой Света временами что-то замачивала — в нее я намял обрывков старых газет — сойдет на первый раз — и поставил в туалет, подвел к ней Егора и рассказал ему, для чего она предназначена. Кот очень серьезно отнесся к моему рассказу, но присесть на газетки в моем присутствии решительно отказался, оставив это на потом. «Стесняется,» — решил я и пошел спать.
Ночью я спал как убитый и на этот раз без всяких сновидений, но стоило мне только проснуться, как тут же вспомнилась беседа у Гесера, и на душе снова стало тускло и противно. Обвинение в предательстве, разгром Дозоров и Инквизиции — что еще мне могут инкриминировать? За что все это? Хотелось не просыпаться, а уснуть еще крепче, до того времени, пока в этом несправедливом мире наконец поймут, что не принимал я никакого участия в этих событиях и что все происшедшее не более чем чудовищная череда случайностей. Но действительно ли все это было случайностью? Что, если это очередная комбинация вампиров для отвлечения внимания от своих действий и попытка свалить на меня соучастие во всех своих преступлениях, а уже через меня — опорочить и весь Ночной Дозор? Но Мастер вампиров, кажется, был искренним, когда говорил, что не вызывал меня в Париж. Так кому же и зачем все это нужно?! Еще я вспомнил, как Гесер заинтересовался Тинторетто, и даже отправил запрос в Венецию. А что, если из Венеции пришлют ответ, что никакого вампира под именем Тинторетто у них не числится и все это лишь выдумка Кровавого Дозора, пытающегося таким образом создать себе благовидное прошлое?
Весь в раздумьях, я слез с кровати, чуть не наступив при этом на мирно дремавшего кота, и поспешил в туалет. Через приоткрытую дверь, которую я специально оставил в таком состоянии для Егора, чем-то крепко попахивало, и, отворив ее настежь, я оказался в плотном облаке кошачьих испражнений, способных свалить с ног даже орка. Я успел задержать дыхание и закрыть дверь до того, как ядовитое облако выжгло мне глаза и навсегда повредило легкие, но, даже до пояса высунувшись на улицу из окна гостиной, я не сразу смог надышаться таким привычным и родным московским смогом. Откашлявшись и отдышавшись минут за десять, я открыл настежь все окна в квартире и начал думать, что же правильней сделать — сразу вызвать МЧС или все-таки попытаться самому как-то исправить ситуацию. Порывшись в бельевом шкафу, я не нашел ничего лучшего, как взять Светкин бюстгальтер и использовать одну из чашек в качестве примитивного респиратора. Встав на относительно безопасном расстоянии, я толкнул дверь шваброй и опрометью снова бросился к открытому окну. Когда, по моим расчетам, комната слегка проветрилась и в ней стало возможным находиться живым организмам, я осторожно заглянул в туалет. Оказалось, что за ночь Егор обписал буквально каждый квадратный миллиметр на всех смятых газетках, и теперь они активно ароматизировали воздух и наполняли его неповторимым кошачьим амбре. Вонь стояла такая страшная, что впору подошла бы для химической атаки, и только сам виновник происшествия, не обращая никакого внимания на волны зловония, доносившиеся из туалета, активно терся о мои ноги, требуя завтрака. Мне же дышать и даже находиться рядом было решительно невозможно, поэтому я нашел Светкины резиновые перчатки, и, отворачивая лицо почти на 180 градусов, собрал всю использованную бумагу в полиэтиленовый пакет, быстро оделся и побежал на улицу, чтобы выбросить все в мусорный бак. Надеюсь, шлейф за мной быстро рассеялся, но все равно я еще долго косился на реакцию людей, проходящих мимо меня.
После вчерашнего обильного ливня Москву накрыло плотным белым туманом. Было абсолютно безветренно, и поэтому туман казался незыблемым, монументальным, пришедшим сюда нагло и надолго. Где-то глубоко в его чреве жалобно сигналили машины, намертво застрявшие в неподвижных пробках, а людям приходилось прорываться сквозь туман, как через огромную мокрую и липкую паутину, постоянно стряхивая с лица налипшую влагу. Мне несколько раз казалось, что я заблудился, но все-таки я благополучно добрался до супермаркета и купил все, что собирался, для кота, и немного еды для себя. Домой я добирался сквозь тот же плотный туман, задевая полными пакетами проходящих мимо людей, старательно обходя сохранившиеся лужи, и почти уже дошел к своему подъезду, как неожиданно нос к носу столкнулся с дядей Гришей.
— Здравствуйте, Антон Городецкий! — как-то уж слишком официально поздоровался он.
— Здравствуйте, Григорий Сергеевич! — вежливо ответил я.
— Мы со Славой и Семеном провели внутреннее заседание нашего пенсионного состава, и я направлен к вам с решительным требованием — мы считаем, что нам всем необходимо побеседовать с вами, и как можно скорее. И можете считать это ультиматумом!
«Неужели служба зачистки сработала некачественно, и они что-то помнят о вчерашнем оборотне?» — подумал я, но вслух сказал совершенно другое.
— Ну зачем же так сразу с ультиматумом, Григорий Сергеевич! Я всегда к вашим услугам, вот только сегодня, боюсь, у меня не получится, — добавил я, памятуя о предстоящей уборке и дезинфекции. — Давайте завтра, если вы не против.
Дядя Гриша недовольно пожевал губами и недоверчиво спросил:
— И вы обещаете, что не исчезнете неожиданно на двое суток и не перестанете отвечать на звонки?
Конечно, я бы пообещал, если бы мог, но не исключено, что уже сегодня меня могут выдернуть в офис Дозора или наслать очередной Зов, поэтому я ответил несколько обтекаемо.
— А, вы об этом? Ничего необычного, просто образовалась срочная командировка в Париж, даже предупредить никого не успел, вот только вчера вернулся, мы же виделись с вами на лавочке, помните? — Зная о возможностях дяди Семена получать информацию из каких-то своих источников, я решил не юлить и честно рассказать, где был все это время. — А какого рода разговор намечается?
— Правильно, Париж, — даже как-то облегченно выдохнул дядя Гриша. — А дай ка мне свою сигаретку, пожалуйста.
Мы закурили.
— Это хорошо, что ты мне правду сказал, мы знали, что ты побывал в Париже. — он глубоко затянулся и блаженно выпустил дым. — Но за время нашего знакомства у нас накопилось множество вопросов, на которые некоторые любопытные пенсионеры так и не смогли найти приемлемые ответы. А после вчерашних событий мы окончательно поняли, что происходит нечто такое, чему мы не можем дать логического объяснения, не привлекая к этому тебя, и решили окончательно поставить все точки над i. Предлагаю срочно встретиться и все обговорить. — его тон снова сделался безапелляционным и мне оставалось лишь согласно кивать головой. Тем более, что я уже понимал, что без этого нам не обойтись.
— Хорошо, я не против. Где и когда?
— Раз ты сегодня не можешь, давай не будем откладывать все в долгий ящик и встретимся завтра с утра, у вас. — дядя Гриша волновался, жевал губами и постоянно перескакивал с ты на вы.
— Только не у меня! — быстро ответил я, вспомнив какой запах стоит в квартире.
— Хорошо. — не стал спорить Дядя Гриша. — Тогда завтра в 10 у нас в гараже!