Глава 7
Ленинград встретил нас низко висящими свинцовыми тучами, из которых, время от времени, лил мелкий дождь, да Солнце иногда проглядывало в редких разрывах облачности, словно напоминая, живущим внизу, о своём существовании. С попутчиками распрощались очень тепло. Пока ехали, мы дали ещё два концерта и теперь на перроне нам устроили прощальную овацию, вызвав неподдельный интерес у всех встречающих-провожающих. Анна расцеловалась в щёки с Настей (мне же лишь смущённо пожала руку), а её дядя, начальник поезда, долго тряс мою ладонь двумя руками, рассыпаясь в благодарностях и приглашая ехать обратно, если соберёмся, исключительно с их путевой бригадой.
Забросили вещи к Стрельниковым и пошли вдвоём с Николаем Фомичём к их соседке, договариваться о съёме комнаты. Соседкой оказалась строгая статная дама, возрастом чуть старше, так сказать, бальзаковского. Короче лет, так, чуть за 50.
— Добрый день, — начал Ольгин отец, — мы хотели узнать насчёт комнаты.
Дама чуть приподняла бровь и было видно, что собирается сразу с порога отказать.
— Мадам, — вступил в разговор я на французском, спасая положение, — позвольте засвидетельствовать Вам своё почтение, — я прищёлкнул каблуками одновременно с лёгким кивком головой.
— О, в советских школах настолько хорошо начали изучать французский язык? — удивилась соседка, произнеся всё это так же на языке Вольтера. Смотрела она на нас уже с интересом, чего я и добивался.
— Ну что вы, мадам. В той школе, где я учился, нам преподавали лишь немецкий, да и то крайне посредственно. А знание французского языка у меня от родителей.
— И кто же ваши родители, молодой человек?
— Мадам, прошу простить меня за бестактность, я не представился. Князь Головин Виктор Михайлович, к вашим услугам, — я вновь по-гусарски щёлкнул каблуками и кивнул, — родители, к сожалению, умерли.
— Суворова Ирина Павловна, — дама вежливо склонила голову, — бывшая графиня. Примите мои соболезнования по поводу Ваших родителей.
— Благодарю Вас, мадам, — я опять слегка поклонился в знак признательности, — и очень рад знакомству. Но, позвольте у Вас спросить, почему же бывшая? Или вас кто-то лишил титула?
— Увы, юноша, но это жизнь лишила нас многого, — взгруснула графиня, — вы бы тоже не особо распространялись о своём происхождении. В наше время это может быть крайне опасно.
— Благодарю за заботу, уважаемая Ирина Павловна, но я всегда знаю кому и что можно сказать. Вы явно не из тех, кто броситься доносить.
— А ваш спутник? — графиня кивнула в сторону стоящего рядом со мной Николая Фомича, который с непониманием переводил взгляд с меня на графиню и обратно.
— За него не волнуйтесь. Это честный человек.
— Ну, что же, — обратилась Ирина Павловна уже на русском к Стрельникову, — как я понимаю вы хотели поговорить о съёме комнаты?
— Да, мы хотели бы узнать, свободна ли она, — продолжил он переговоры.
— Комнату я пока ещё никому не сдала, так что можете посмотреть и, если вас всё устроит, заселяться. Ведь вы, насколько я помню, новый сосед, а значит комнату хотите снять для этого юноши?
— Да, Ирина Павловна, комната для меня и моей младшей сестры, — присоединился я к разговору, — она нам нужна где-то примерно на пол года, может чуть подольше.