– А в худшем? – полюбопытствовал Анар.

– Чем-то вроде изнасилования. Только хуже. Внушить дракону мысль или желание – гнуснейшее из преступлений, достойная кара за которое – смерть.

Анар присвистнул.

– Остаётся порадоваться, что я полукровка… И много нас, гремучих помесей, водится в Энхиарге?

– Десятка три-четыре наберётся. Мы, алаи, славимся своей способностью иметь потомство практически от любого разумного существа, подходящего нам… хм… по размерам, что ли.

– И полукровок не считают… выродками?

– Нет. Их считают большими счастливцами, – завистливо вздохнула Аниаллу.

– С чего бы это?

– Алайская кровь значительно увеличивает природные способности, унаследованные отпрыском от второго родителя. Допустим, отец такого ребёнка был светлюком (в смысле, элаанцем), а мать – алайкой. Так вот, созданная их сынком или дочуркой молния будет лететь намного дальше, наносить большее повреждение и легче преодолевать всевозможные защитные барьеры, чем папашина. А это, согласись, приятно и достойно зависти.

– А как все эти способности передаются? На уровне тела или души? Или духа?

– Духа.

– А как именно это происходит?..

Сианай издала неслышный миру стон – поток вопросов у этого ходячего любопытства явно не думал иссякать.

Нет, она была не прочь поболтать, но временами Анар набрасывался на её память с такой жадностью, что сианай чувствовала себя матерью-кошкой, осаждаемой ватагой прожорливых котят-переростков (исхудавшая бедняга выгнулась мостиком, едва касаясь лапами земли, и смотрит на мир жалобно-жалобно, поминутно подпрыгивая, когда чей-то нос особенно сильно тыкается в её многострадальное брюшко). Анар хотел знать решительно всё и скакал с темы на тему как безумный. Пытаясь не отставать от него, Аниаллу заработала себе настоящую, добротную мигрень, от которой не помогли ни снадобья, ни чары.

Единственным, что хоть как-то облегчало Алу жизнь, позволяя немного передохнуть, были многочисленные ловушки. Большинство их сохранилось с тех древних времён, когда паломничество в Подземелья (тогда ещё, разумеется, не запретные) служило своего рода экзаменом на знание обрядов, каковой каждый благородный руалец обязан был сдавать раз в шестнадцать лет. Взыскательные заклятия-стражи не реагировали на путников, исполнявших нужные гимны, и жестоко обрушивались на всякого, кому не посчастливилось перепутать слова молитвы. Ловушки этого типа не доставили алаям особых хлопот, благо Аниаллу загодя запаслась копией воспоминаний жреца, некогда успешно добравшегося до Гробниц. Но были и другие ловушки – гораздо более юные и зубастые. «Не иначе, мать постаралась», – ворчал Анар, обезвреживая очередную смертоносную пакость… ворчал, а затем продолжал свой допрос с пристрастием.

Впрочем, Анару тоже доставалось – подчас, когда он «выстреливал» в Алу очередным вопросом, «отдача» была так сильна, что он несколько часов ходил под впечатлением от услышанного. Его ждало одно потрясение за другим, самым большим из которых, пожалуй, оказалось то, что Великая Мать Всех Кошек Аласаис не была создательницей Бесконечного. Отнюдь. Он существовал задолго до того, как она пришла сюда из-за Ребра Миров – преграды, разделяющей Вселенную на две бесконечно огромные части.

– А что там, на той стороне? – тут же стал допытываться Анар.

– Никто не знает, – ответила Аниаллу. – Великий Переход отнял у Аласаис и её спутников (мы называем их «наэй» – пришедшими) память.

– Полностью?

– Ну, кое-что уцелело, но по этим жалким крохам, увы, весь пирог не восстановишь. Нашей Аласаис, правда, повезло больше, чем другим наэй – она хотя бы помнит, что было в первые часы после Перехода. – Аниаллу поскребла когтем нос, вспоминая, и процитировала: – «Нас раскидало по склону одной из Серебряных скал, неподалёку от озера Скорби. Несколько минут мы растерянно озирались, глядели, как разрушаются наши оболочки и всё то, что мы взяли с собой из-за Ребра. Пока у меня ещё были ноги, я встала и от души пнула кого-то из них – уже не помню кого. Наверное, мы не слишком ладили в прошлой жизни… А потом…», – Алу широко раскрыла глаза, – а потом Бесконечный вдруг взял и распахнул перед наэй свою Память – как какое-то небывалое меню, из которого каждый из них мог выбрать блюдо себе по вкусу. Наэй получили возможность слиться с определённой стихией (если только сны, смерть или эмоции можно так назвать), обрести над ней власть, несравнимо большую, чем власть любого бога.