– Прости, кузиночка, что нарушила твой сон, – сказала Мариза очень тихо.

– Не имеет значения, я часто просыпаюсь по ночам и не сплю часами, – Давай лучше я расчешу, – сказала она, отнимая у Маризы гребень, – ты не расчесываешь, а прямо раздираешь их, надо тихонько. – У тебя был разговор с мужем о том, что произошло вчера? – спросила она осторожно.

– Да, в какой-то степени об этом… – отозвалась Мариза, наслаждаясь нежными прикосновениями гребешка и рук Брайенны, которые брали одну за другой шелковистые пряди.

– Ты не хочешь мне довериться? – настаивала Брайенна. Она почувствовала, как напряглись плечи кузины под распущенными каштановыми волосами. Щеки Маризы вспыхнули румянцем.

– Если бы я могла… – вздохнула она. – Но лучше мне не только не рассказывать об этом, но даже и не думать…, Брайенна помедлила, прежде чем задать еще один вопрос:

– Муж… не причинил тебе боли?.. – Брайенна не могла поверить, чтобы человек, который так отважно рисковал жизнью ради своей жены, мог обидеть ее, но ведь Мариза вернулась в слезах!

Мариза молчала. Конечно, муж нанес ей обиду, хотя кузина, конечно, не могла догадаться какую. Мариза вспомнила, как она возвращалась ночью из спальни Кэма, как болели ее груди, как горел в ее чреве какой-то огненный клубок. Ее гордость была оскорблена, ее вера в себя поколеблена. Она отзывалась на его ласки, вела себя в его постели как портовая шлюха, ублажающая пьяных матросов. Она извивалась от унижения, ей хотелось сорвать скомканную сильными пальцами Кэма ночную сорочку. Вот ведь как случилось, что в ней проснулась горячая кровь Фицджеральдов – и чем это окончилось!

Мариза собралась с духом и спокойно посмотрела на кузину.

– Нет, нет, – ответила она Брайенне.

– Правда? Ты уверена?

Мариза кивнула.

Проклятье нашей семейной гордости, которая не дает нам признаться друг другу в своей беде, облегчить душу! – думала Брайенна. И ей, Брайенне, эта гордость помешала после брачной ночи понять, что надо покинуть дом мужа, что их жизнь никогда не наладится. А если бы она так поступила, то не было бы худших последствий.

Вошла Чарити, неся кувшин с густыми сливками, и другая служанка с подносом, на котором стояли две тарелки овсяной каши и нарезанные ломти теплого ржаного хлеба на тарелке.

Мариза внезапно почувствовала, что голодна, подлила сливок в кашу и начала есть. Служанка ушла, они остались втроем, и Чарити спросила:

– Уложить вам волосы, миледи?

– Да, Чарити, просто заплети в косу, сегодня я хочу поехать верхом, а не в карете.

– Разумно ли это? – забеспокоилась Брайенна. Мариза только пожала плечами. Чарити начала заплетать ей косу, а она, доедая кашу и отламывая кусочки хлеба, отдалась своим мыслям. «Почему бандит назвал имя Бьюкенена? – думала Мариза. – Очевидно, его хотят убить, но за что? Наверное, это связано с его службой Карлу Стюарту в недавние годы… Может быть, когда они будут гостить у бабушки, она наберется смелости и спросит его…»

– Я думаю, – сказала она, – что надо отправить гонца к бабушке. Пусть она пошлет сюда вооруженную охрану. Здесь им дадут свежих лошадей, и они проводят нас до имения.

– Да, после того, что случилось, даже чрезмерная осторожность не помешает, – согласилась Брайенна.

Мариза уже доела свою кашу и водила ложкой по пустой тарелке.