Джейми встал и поднес к губам руку Маризы:

– Благодарю вас, миледи, от имени моей нареченной и от своего собственного имени.

– Я – Мариза. Раз мы с вами породнимся, вы должны звать меня моим христианским именем. Я даже настаиваю на этом.

– А я прослежу, чтобы Джейми забыл «миледи», – раздался за спиной Маризы звучный низкий голос.

– Кэмерон, – прошептала она, и имя прозвучало в ее устах, словно молитва.

Кэмерон сел на скамью, с которой только что поднялся Джейми и поцеловал Маризу в щеку, с наслаждением вдохнув запах ее кожи, вспоминая ее аромат, впитавшийся в простыни, с которых он встал сегодня утром. Он почувствовал сладостную боль в чреслах и подумал с изумлением, что никогда не утолит своей жажды – для такой любви, что он испытывает к Маризе, не хватит и всей жизни. То же самое одновременно с ним подумала Мариза: «Всю жизнь я хочу провести с любимым, и этот срок будет мал, чтобы излить на него свою любовь и нежность».

Вступая в брак, она только послушно исполняла волю короля, доказывая свою преданность династии Стюартов. А теперь она знала, что нарушит и королевскую волю, и верность династии, если король почему – либо встанет между ней и Кэмероном. Любовь ее к мужу, чувствовала Мариза, сильнее и глубже любого чувства, которое она испытывала когда – либо, крепче любой прежней привязанности.

Джейми ушел, к Маризе и Кэмерону подбежала маленькая Эльсбет. Не выпуская из рук котенка, она полезла на колени к отцу. Тот не противился, но выглядел как-то стесненно, и Мариза снова поняла, как глубоко укоренилась в его душе боязнь всякой привязанности, теплоты, любви. «Но скоро и эти облачка растают, и он будет совсем другим, счастье преобразит его, – с гордостью подумала Мариза. – Конечно, он не может мгновенно стать любящим и доверчивым, испытав такие страдания и предательство людей».

Мариза поклялась себе, что ее любовь как целительный бальзам излечит душевные раны Кэмерона, и ее любящее сердце поможет ему забыть тоску и боль одиночества. Она будет с ним всегда, хотя бы и против всего мира; пока они, двое, верят в свою любовь, ничто не устрашит их.

Энгус стоял рядом с сыном, который давал распоряжения груму.

– Моя жена хочет скрестить наших белых жеребцов с ирландскими кобылами, вывести новую породу, – сказал он отцу.

Грум вывел снежно – белых красавцев и Кэм, ласково потрепав каждого по гриве, снова обратился к отцу:

– Правда ведь, они – совершенство? Забрав рукой поводья, Кэм вскочил на спину своего коня и поднял его на дыбы: Ромул повиновался малейшему движению Кэма, конь и всадник были словно единым существом. Кэм ослабил повод, конь опустил передние ноги, и Кэм, спешившись, снова погладил его по гриве.

– Да, твоя жена понимает толк в конском мясе, – сказал Энгус, зная, что Ромула подарила Кэму Мариза, сама выбрав у лошадиного барышника пару белых жеребцов. Понравились отцу Кэмерона и великолепные ирландские кобылы.

– Да, толк она в этом понимает, – отозвался Кэм.

– Да и красотка же тебе досталась, сынок! Когда я узнал, что невесту тебе сосватал король, я решил, что он выбрал тебе какую-нибудь худосочную девицу из Сассенаха, холодную, как ледышка. – Энгус погладил свою густую бороду. – Я рад, что ошибся, сынок. У твоей жены не простокваша в жилах, а густая горячая кровь, – захохотал он.

Кэм тоже засмеялся, но потом сказал серьезно:

– Карл Стюарт одарил меня бесценным сокровищем, отец. Я без нее жизни не мыслю.

Рассеянно посмотрев в сторону кухни, Кэм увидел двух молочниц, которые несли в кухню полные до краев деревянные бадейки с молоком. Проказливая улыбка тронула уголки его рта, он вообразил себе обнаженную Маризу с ее белоснежной кожей, принимающую ванну из молока. «А в ванне – то, пожалуй, хватит, места для двоих!» – весело подумал он.

Охваченный такими шаловливыми мыслями, он не заметил, что одна из молочниц бросила на него пронзительный, зловещий взгляд.