Эбен протянул руку к стене из листьев, легко просунул сквозь, раздвигая завесу из густых ветвей, открывая взору настоящую страну чудес.

— Дамы вперёд, — он жестом пригласил меня в уединённое место. В центре рощи стояли три огромных дерева, их гладкие белые стволы были невероятно высокими. Тысячи ветвей, густо усыпанных листьями, свисали до самой земли, словно плакучие ивы, полностью отделяя нас от остального леса. С ветвей свисали необычные плоды. По форме они напоминали человеческое сердце и были ярко-оранжевыми, резко контрастируя с пышным изумрудным пологом рощи. Мерцание светлячков то вспыхивало, то гасло, создавая тёплую атмосферу в затемнённом пространстве. Яркие бабочки порхали от одной шляпки гриба к другой, оставляя за собой сверкающий след. Я поняла, почему фейри считали это место священным. Это было так прекрасно, что почти казалось нереальным.

— Боже мой, это потрясающе, — я резко обернулась, осматривая всё вокруг.

Эбен стоял, скрестив руки на груди, не обращая внимания на окружающую нас красоту и глядя только на меня.

— Спасибо, что привёл меня сюда. Это самое красивое место, которое я когда-либо видела, — сказала я, проводя пальцем по бархатистой кожуре плодов, свисающих с деревьев. — Что это за фрукт?

— Амброзия. Божественный плод. Известно, что он исцеляет больных, наделяет великой мудростью, расширяет разум… Известно даже, что он является мощным афродизиаком, — он многозначительно приподнял бровь. — Но в основном известно, что он исполняет желания, отсюда и деревья желаний. Но если ты съешь это и Божество не сочтёт тебя достойной, ты смертельно заболеешь.

— Что ж, может, тебе стоит попробовать. Посмотрим, исполнится ли твоё желание, — поддразнила я.

Эбен улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз. Я тут же пожалела о своих словах.

Мои отношения с Эбеном балансировали на краю пропасти. Одно неверное движение, одно неверное заявление могло привести к нашему полному краху. Я видела, как в его глазах бушует внутренняя борьба. Он всё ещё пытался не подпускать меня к себе.

— Не делай этого. Не отталкивай меня.

— Я не гожусь тебе, Гвен, — голос был хриплым от эмоций. — Я продолжаю убегать… Бросаю тебя, когда ты нуждаешься во мне больше всего. Возможно, я подсознательно сохраняю дистанцию, зная, что уготовила судьба. Возможно, держаться подальше — это самое любящее, что я когда-либо смогу сделать для тебя.

— Если уж на то пошло, то это я недостаточно хороша. Я должна вернуться домой, но я не могу. Мне следует уйти, пока я всё не испортила, но у меня недостаточно сил, чтобы поступить как лучше. Честно говоря, я устала делать «как лучше». Я начинаю понимать, что любой путь, который я выберу, принесёт боль. Поэтому я выбираю быть эгоисткой. Я хочу тебя, Эбен, и я не отпущу тебя так просто.

— Моя душа запятнана. Что, если я такой же, как мой отец? Что, если у меня извращённое представление о том, что такое любовь? Что, если я причиню тебе боль?

— Моя душа тоже запятнана и покрыта шрамами. Но они никогда не исчезнут, и чем больше ты пытаешься это отрицать, тем сильнее ты будешь сломлен. Существует тонкая грань между болью и удовольствием. Мы можем научиться обходить эту грань и радовать обе стороны нашей души.

— Возможно, шрамы нанесены не только твоей душе.

Эбен шагнул ко мне, пока не оказался нос к носу со мной.

— Посмотри внимательно, — он снял рубашку, обнажив свои слишком знакомые татуировки.

Я посмотрела на него, сбитая с толку, неуверенная в том, что он хотел, чтобы я увидела.

— Смотри! — скомандовал он, и я подпрыгнула, быстро переведя взгляд на бараний череп у него на груди. Чем пристальнее я смотрела, тем больше замечала рельефную кожу, искусно покрытую красивыми татуировками. Я провела пальцами по линиям, теперь замечая ощущение бесчисленных шрамов, идеально скрытых под рисунками.

— Ох, Эбен. Мне так жаль, — сердце сжалось в груди, когда свидетельства трагической жизни Эбена оказались прямо у меня перед глазами.