Книги

Кормильцев. Космос как воспоминание

22
18
20
22
24
26
28
30

«Мы смогли убедить магазины поставить Лидию Ланч в раздел «Женские романы», и это оказалось гениальным решением, — смеется Саша Касьяненко. — Люди видели яркую обложку, читали шикарное предисловие Андрея Бухарина и наивно покупали этот лютый трэш. А когда понимали, какая бомба находится у них в руках, уже было поздно».

Слушая подобные рассказы, я чувствовал, что Илья в очередной раз отучил меня от дурацкой привычки удивляться. Листая еженедельник «Большой город», я наткнулся на интервью Кормильцева, где он, предвосхищая столкновения издательства с Госнаркоконтролем, заявил: «Если верить в конспирологическую гипотезу о наличии гэбэшной группировки, то это точно лубянский ветер. Они отвоевывают себе новые территории и возможности контроля и влияния там, куда их с советского времени особенно не пускали. Группировка имеет поддержку на самом верху...»

По правде говоря, я не все понял в этой кремлевской теории заговоров, но было очевидно, что в голове у Ильи рождаются новые тенденции и планы.

«От Кормильцева до меня доходили сведения о том, что Бисеров предъявил права на контроль над принимаемыми к печати рукописями, — вспоминает Эдуард Лимонов в книге «Некрологи». — Хотя до этого момента ответственности были строго распределены: Бисеров контролирует производство и финансирование, а Кормильцев осуществляет отбор рукописей и связи с авторами. В результате этих новшеств дела издательства пошли куда хуже».

Поразительно, как при подобном прессинге Илья нашел силы на издание сборника собственной прозы и стихов. Меня не было на презентации его книги «Никто из ниоткуда», выпущенной в издательстве «Открытый мир» и проходившей при огромном скоплении народа в клубе ОГИ. Позднее я обнаружил аудиозапись этой акции, где услышал массу ценной информации — и про отношения поэта с властями, и про первые конфликты с Бутусовым, а также откопал скрытый намек на Лешу Трущева, героя песни «Человек наподобие ветра».

Вскоре мы с Ильей встретились на каком-то концерте. Вежливо поговорили, но не более — общих тем становилось все меньше. Это грустно, но так получилось. У меня в тот момент крутилась идея написать мемуары о неординарных личностях, с которыми довелось сотрудничать за последние пятнадцать-двадцать лет. Составил предварительный список героев и, увы, Кормильцев в нем не значился.

Я сорвался в полумифическую Эль-Гуну — делать первые заметки. Зимой 2007 года в этой египетской Венеции меня настигнет страшная новость из Лондона, но об этом — чуть позже.

Когда была написана первая глава о Гребенщикове, я вспомнил про Илью. Правда, не в роли персонажа книги, а в качестве мощнейшего литературного эксперта и критика. Тема про основателя «Аквариума» казалась близкой Кормильцеву, и мне было по-настоящему интересно узнать его мнение.

Я распечатал текст и навострил лыжи в гости к Илье. Его новую квартиру на Сухаревке нашел не без труда — где-то между музеем Васнецова и «Райффайзен Банком». Мы давно не виделись, но это не имело никакого значения. Целый вечер гоняли чаи. Болтали о новых дисках, литературной интернет-полемике с Лукьяненко, о реинкарнации романсов Вертинского и творчестве братьев Самойловых. В конце беседы Кормильцев подарил мне «Никто из ниоткуда» и автобиографию Майлса Дэвиса, недавно выпущенную в «Ультра.Культуре». Мне дарить было нечего. Я лишь поделился замыслом «Хедлайнеров», по-дружески попросив Илью внимательно прочитать эту главу.

Кормильцев пообещал перезвонить на следующий день. На связь он вышел неожиданно, минут через сорок. По правде говоря, я даже не успел доехать домой.

«Ну, как?» — с задержкой дыхания спросил я, на ходу вспоминая, что, помимо знания пятнадцати языков, полиглот Кормильцев всегда отличался быстрым чтением.

«На самом деле, в Европе такими книгами завалены целые этажи», — начал свой монолог поэт. Такого поворота событий я никак не ожидал, но расстраиваться дальше мне просто не дали. «Но в России таких книг нет, — жизнерадостно продолжил Кормильцев. — Давай, действуй — ниша-то свободна... Мне интересно. Буду ждать продолжения. Потом, если захочешь, можем напечатать ее в «Ультра.Культуре».

У меня словно выросли крылья, и я пообещал держать Кормильцева в курсе событий. С огромным энтузиазмом засел за новую главу про Макса Фадеева, с которым Илья меня, собственно говоря, и познакомил... В очередной раз подумал о том, как тесен мир.

Прошли месяцы, затем еще месяцы. Увлекшись работой, я забыл и про «Ультра.Культуру», и про обещание, данное Кормильцеву. Больше я Илью не видел.

Будни бед

Люди эти духом были таковы, что поднимались выше высоких гор, не встречая преград, и опускались в морскую пучину, не замочив себя... Терпя утеснения, они не чувствовали себя ущемленными...

Чжуан-цзы

26 сентября 2006 года Илья Валерьевич непривычно буднично встретил день своего рождения. Великому русскому поэту исполнилось 47 лет. Дата не круглая, но положение дел требовало от именинника подведения жизненных итогов. А они, говоря откровенно, радовали мало.

Илья проснулся в полутемной комнате и посмотрел на залитое дождями окно. Его съемная квартира выглядела по-холостяцки заброшенной. Несколько месяцев назад Алеся улетела в Лондон, где выиграла грант на обучение в Trinity College of Music. Неудивительно, что теперь мешки с мусором оказались сваленными в коридоре, стиральная машина сломалась, а по комнате валялись пластиковые контейнеры из-под еды. В холодильнике доживали свой недолгий век сосиски и гречневая каша.

В углу кабинета-студии лежали подстилка и одеяло — спать на нормальной кровати Кормильцев уже не мог из-за сильной боли в пояснице. По ночам, когда спина продолжала ныть, он дремал по несколько часов, распластавшись на боку. Друзья предполагали, что у него обострились радикулит или межреберная грыжа. В течение нескольких месяцев они пытались сделать поэту томографию, возили к врачам-остеопатам и массажистам, прогревали спину чудо-лампой, но безрезультатно.

Боли становились все сильнее, и одетый в черную футболку Илья слонялся по дому вялый и раздражительный. Накануне он даже не пошел на концерт своей любимой дарк-фолковой группы Current 93 — не было ни физических, ни душевных сил.