В марте 1941 г., когда Зауберцвайга арестовали, он велел жене: «Позвони Фегеляйну»[97]. Герман Фегеляйн и стал следующим подозреваемым Моргена[98]. Он занимался конным спортом, а его отец имел в Мюнхене частную школу верховой езды[99]. В 1936 г. Фегеляйн возглавлял Главную школу верховой езды СС (Hauptreitschule), продолжая принимать участие в соревнованиях по конному спорту. Осенью 1939 г. Гиммлер поручил ему сформировать на базе Hauptreitschule кавалерийский полк СС и возглавить его.
На фотографии того периода Фегеляйн позирует перед камерой, эффектно глядя в сторону. Полные, даже пухлые губы, безвольный подбородок, зачесанные назад светлые волосы… Он был любимчиком Гиммлера, а позже стал тем, кто передавал от него информацию Гитлеру, и благодаря этому вошел в ближний круг. Находясь в столь выгодном положении, Фегеляйн начал ухаживать за сестрой Евы Браун Гретой, а потом женился на ней. Альберт Шпеер считал его одним из наиболее омерзительных персонажей в гитлеровском окружении, а Ганс Баур, личный пилот Гитлера, добавлял к его фамилии еще одно «л» и называл Флегеляйном — «маленьким нахалом»[100].
Фегеляйн находился в знаменитом бункере в последние дни Гитлера. Биограф Гитлера Иэн Кершоу описывает такую сцену[101]:
Не каждый хотел участвовать в массовом самоубийстве. Герман Фегеляйн, хвастливый, распутный, циничный приспособленец, который пробрался на высокий пост в СС благодаря благосклонности Гиммлера, а затем вошел в окружение Гитлера, женившись на сестре Евы Браун, сбежал из бункера. Его отсутствие заметили 27 апреля. Вечером того же дня он был обнаружен в своей квартире в Шарлоттенбурге — одетый в штатское, как утверждают, с подругой, сильно пьяный и с приличной суммой денег в уже упакованном для отъезда багаже.
Фегеляйн был доставлен обратно в бункер, отдан под импровизированный военно-полевой суд и расстрелян.
Еще до того, как в 1941 г. пути Моргена и Фегеляйна пересеклись, Фегеляйн побывал под следствием в связи с коррупцией. В марте 1940 г. его обвинили в том, что он хранил в своей мюнхенской Hauptreitschule грузовики с привезенными из Польши трофеями[102]. При обыске там обнаружились грузы непонятного происхождения. Фегеляйн написал Гиммлеру письмо, в котором опровергал обвинения. По его словам, и грузовые автомобили, и находившиеся в них товары имели легальное происхождение, а его обличители действовали со злым умыслом. Гиммлер написал Рейнхарду Гейдриху, шефу Главного управления имперской безопасности, поддержав версию событий, представленную Фегеляйном, и следствие быстро завершили.
Как мы уже знаем, Морген добрался до Фегеляйна в ходе расследования по делу Зауберцвайга. Последний был членом городского совета Варшавы и, находясь на этом посту, изъял в пользу государства фирму по торговле мехом, принадлежавшую евреям Натану и Апфельбауму, — «ариизировал» ее, как тогда выражались, — назначив уполномоченным по ее ликвидации кавалериста по имени Альберт Фассбендер[103]. Тот прибыл в Варшаву вместе с конным полком Фегеляйна. Фегеляйн и Фассбендер с помощью любовниц, служивших у Апфельбаума, разграбили фирму, а затем продали ее[104]. Любовница Фассбендера по имени Ярослава Мировская сыграла в этом деле особую роль, поскольку прежде ее любовником был сам Апфельбаум, бежавший от немцев и оставивший ее во главе фирмы.
Заподозрив, что имущество фирмы было растрачено — в том числе на подарки влиятельным членам СС, — Морген допросил Фассбендера и устроил обыск у него на квартире[105]. Согласно послевоенным показаниям Моргена по этому делу, он провел обыск «под собственную ответственность» (auf eigene Kappe), или, другими словами, по собственной инициативе[106]. Когда Морген туда приехал, Фассбендер находился с разведывательной группой на Восточном фронте, а Фегеляйн был в составе конной бригады в Пруссии. Морген застал дома только Мировскую. Она тут же позвонила в варшавский гарнизон, откуда Фассбендеру и Фегеляйну отправили радиограммы. Фассбендер помчался домой на мотоцикле, а Фегеляйн на курьерском самолете прилетел в штаб-квартиру СС, чтобы поговорить с Гиммлером.
Гиммлер снова заступился за Фегеляйна. Отвечая на доводы обвинения, он написал, что знал о подозрительных планах относительно фирмы и одобрил их. Согласно этим планам, фирма с ее международными связями должна была стать базой для германских агентов[107]. Гиммлер сказал, что благодаря Фегеляйну, Фассбендеру и Мировской ценности фирмы были сохранены, подразумевая, вероятно, конвертацию в активы разведки.
Гиммлер встречался с Мировской. Она просто обезоружила его своим открытым лицом и очаровательной улыбкой. Морген говорил, что с ней обращались как с «первой леди» СС[108]. В докладной, оправдывающей Фегеляйна, Гиммлер принялся восхвалять Мировскую[109]:
Эта дама имеет немецкие корни, и, познакомившись с ней лично, я согласился с тем, что она может быть признана фольксдойче. Как доложил мне штандартенфюрер СС Майзингер, бывший начальник полиции безопасности, она сослужила нам невероятно ценную и верную службу.
Отныне, распорядился Гиммлер, прежде чем арестовывать или предавать суду любого офицера СС, следует консультироваться с ним лично[110].
«Первая леди» СС оказалась не настолько очаровательной, как можно было подумать, — об этом свидетельствует то, как она избавилась от мужа. Они с Фассбендером хотели убрать его с дороги, чтобы заключить брак. Пока его не было дома, туда явился Зауберцвайг и спрятал в духовке пистолет. Когда муж вернулся домой, прибыли гестаповцы. Они нашли пистолет и арестовали хозяина квартиры. Для поляка хранение оружия было преступлением, за которое гестапо могло самостоятельно приговорить к смерти. Когда ее мужа осудили, Мировская пришла к нему в камеру с доверенностью на имущество, чтобы он ее подписал. Через час его застрелили[111].
В сентябре Морген кратко изложил содержание дела Фегеляйна для Мартина Тондока, который взялся за него, и написал служебную записку, зафиксировавшую их разговор[112]. Морген разоблачал мошенничество Мировской, которая была чистокровной полькой (rein polnisch), а не дочерью русского отца и матери-немки, как она сама заявляла[113]. Она утверждала, что сотрудничала со службой безопасности, но в службе безопасности это отрицали[114]. Предполагаемой целью завладения фирмой Апфельбаума было использование ее международных связей для внедрения в британскую разведку, «но эта идея настолько великолепна, что я не могу представить, будто польский режим не воспользовался уже такой возможностью»[115]. Поэтому Морген подозревал, что Мировская была шпионкой польского подполья. Он подкреплял свои подозрения несколькими страницами косвенных доказательств и делал заключение: «Женщина настолько же красивая и очаровательная, насколько умная и бессовестная, знающая языки, имеющая международные знакомства, задающая тон в обществе и в моде, — она была бы превосходным орудием шпионажа»[116].
Спустя девять дней Тондок послал Гиммлеру докладную под грифами «срочно», «секретно» и «рейхсфюреру лично»[117]. Он писал, что выдающая себе за полурусскую Мировская лгала о своем прошлом и, похоже, имела «неблагонадежные знакомства». Подозрения Моргена подтверждались: «Годом позже все польское подполье было арестовано, а фрау Мировская, "первая леди" СС, оказалась его главным агентом»[118]. Мировская внушила Гиммлеру идею использовать фирму «Натан и Апфельбаум» для сбора секретной информации, а сама работала двойным агентом.
В конечном итоге Гиммлер ее отпустил. «От рейхсфюрера пришло сообщение. Оно было следующим: да, Мировская — шпионка». Но когда возник вопрос, где ее должны судить, «он сказал "нет-нет — этого не будет" и вырвал ее из пасти гестапо»[119].
Дело Мировской показательно для понимания Моргена и его роли в СС. Документы этого дела включают письмо, написанное в сентябре 1941 г. его начальником в Кракове, Норбертом Полем, в Главное судебное управление СС в Мюнхене. В этом письме Поль протестует против «нескончаемого противодействия высших чинов СС» расследованию Моргена[120]. Важная деталь: Поль ссылается на то, что Мировская была представлена Гиммлеру. Он жалуется, что Фегеляйн угрожал Моргену[121], и упоминает другие случаи, когда Фегеляйн «снова и снова тормозил расследование его дела благодаря личному ходатайству рейхсфюрера»[122]. Через полтора года преемник Поля в должности главы краковского суда СС продолжит жаловаться начальнику Главного судебного управления на то, что Фегеляйну и другим его однополчанам дозволяется безнаказанно делать то, за что рядовым эсэсовцам «сломали бы шеи»[123]. Судьи СС явно ожидали, что их избавят от вмешательств извне, но эти ожидания не оправдались.
Благодаря этому делу Морген также познакомился с тем типом преступника, которого он, вероятно, не ожидал встретить в среде СС. Мы уже упоминали, что Альберт Шпеер описал Фегеляйна как одного из наиболее омерзительных типов в гитлеровском окружении, и сообщали, что Ганс Баур называл его «маленьким нахалом». Похожий портрет сообщника Фегеляйна, Фассбендера, появляется в докладе Ойгена Когона о концентрационных лагерях «Теория и практика ада». Когон шесть лет был заключенным Бухенвальда, работал писарем у лагерного врача, а затем, помогая американским освободителям, сыграл важную роль в сборе свидетельств выживших узников. В главе о психологии эсэсовцев Когон описывает несколько конкретных случаев, включая и этот[124]:
Майор СС Альберт Фассбендер: происхождение неизвестно, приемный ребенок собственников известной немецкой шоколадной фирмы «Фассбендер». Бездельник, пьяница, прожигатель жизни. Женат на графине Штольберг. Познакомился с командиром так называемого кавалерийского штандарта СС, генерал-майором Фегеляйном, которого он финансировал, стал батальонным командиром в Первом конном полку СС и — вместе с Фегеляйном — одним из самых опасных эсэсовских преступников в Варшаве. В числе прочего он «ариизировал» всемирно известную меховую фирму при пособничестве Славы Мировской, секретарши бежавшего собственника. Фассбендер снизил стоимость этой фирмы с примерно 40 млн до 50 000 марок. Когда его любовница забеременела, он с помощью Фегеляйна добился того, что гестапо арестовало ее мужа, польского офицера. А через несколько дней, снова вместе с этой польской чертовкой, которая в последний момент получила генеральную доверенность на состояние мужа, Фассбендер застрелил его в камере.
Когон не мог узнать эту историю ни из какого другого источника, кроме как от Моргена, с которым был знаком по Бухенвальду. Таким образом, это описание отражает восприятие Фассбендера Моргеном.