Джейми покачал головой:

– Пули Его не остановят.

– Ты пробовал?

– Нет.

– Я так и думал. Несколько очередей из «тридцатьпятки» и три заряда из двенадцатого калибра и носорога остановят, можешь мне поверить. «Оно» ЖИВОЕ? Не привидение?

– Живое, живое, точно. И не такое большое, как носорог. Тогда, по крайней мере.

– Ну что ж, вперед!

Когда они проходили мимо двери пятнадцать-ноль-четыре, Холли застыла.

– Что такое? – спросил Бэрр.

– Послушай!

Раздавалось тихое женское пение.

– Кто-то живой, – обрадовался Бэрр. – Пошли посмотрим. Можно прихватить волонтера, или двух.

Холли позвонила в дверь. Они подождали. Песня все звучала. Бэрр уже почти разбирал мелодию. Наконец Карпатьян воспользовался ключом из связки.

На полу лежало нелепо скорченное тело Рэндольфа Эльспета. Запястья все еще сковывали наручники. На ковре – бурая корка. Что-то болталось, подвешенное к потолку. Бэрр сначала подумал, что это кусок плохо сделанного макраме. Потом он заметил на конце сгусток крови и тянущийся от него кровавый след. Пение доносилось с кухни.

– Я посмотрю, Холли. Оставайся здесь.

– Я пойду с тобой.

Алита сидела в позе лотоса на полу, напротив своей зеркальной стенки. На ее голом черепе перемешались полоски из красных клочьев, подпаленная кожа, пятна белой кости, розовые желеобразные массы коагулировавшей плазмы и несколько коротких волосков в занозистой бахроме со стороны затылка. Плечи ее как бы укутывала влажная малиновая шаль. Если не считать этой накидки из крови, Алита была голой.

Напевая, она мазала губы помадой. Губы покрывала крошащаяся коричневая корка. Бэрр подошел ближе. Алита продолжала раскрашивать рот, облизывая губы и складывая их так, как это делали все женщины, которых он видел.

– Алита! Мисс Ла Тобре?

Она чуть повернулась. Тут Бэрр и разглядел мягкий розовый предмет в ее руках. То, чем женщина капризно терла губы, отнюдь не было цилиндриком губной помады. У него все внутри помертвело. Сквозь горячий туман Бэрр узнал мелодию, которую она мурлыкала: «Я влюбилась в своего папочку».