— Пацаны такой расклад предлагают, — продолжал он. — Почему бы нам не слить мазут в шахту, да и не поджечь? Вот тебе и решение проблемы.

Я задумался.

— Да ладно, чё ты, — стали уговаривать меня парни. — Сколько мы их тут сторожить будем? Не спускаться же туда в темноте под пули. А гранатами бесполезно, мы пробовали. Там ответвления от центрального ствола имеются, они в этих катакомбах и засели. Взрывы их не достают. А мазуту что — растечётся. Не сгорят — так от гари задохнутся.

— А что, — согласился я, — дельное предложение. Приступаем!

Парни напрягли местных рабочих, те притаранили насос, и через пару часов мазут был слит в шахту. Парой фугасов мы его воспламенили.

Закурив, стояли и слушали крики, которые почти сразу стали доноситься до поверхности. Гадали, сколько в шахте пряталось человек.

— Пятеро-шестеро, не больше! — делал предложение один.

— Нет, не меньше дюжины, — предполагал другой, когда крики вдруг неожиданно усилились.

В какой-то момент и вовсе начало казаться, что там плавится не меньше тридцати террористов — такими звучными и отчаянно многоголосыми сделались вдруг эти вопли.

Но вскоре стали стихать. К тому времени наступила ночь, мы стояли весёлой толпой у самого спуска в шахту и с помощью двух прожекторов освещали территорию.

Вдруг у самой поверхности земли произошло странное шевеление. Пара бойцов подскочила к яме, где о былой производственной деятельности свидетельствовали лишь остатки коммуникаций, оборванные тросы лифтоподъёмного механизма и ощерившиеся пики арматур. Автоматы были направлены вниз, бойцы всматривались в темноту.

— Человек ползёт! — вдруг объявил один.

— Точно, — подтвердил другой. — Снять его? — обратился он ко мне, махнув дулом.

— Подожди, подожди, — остановил я его. — Одного и живьём можно взять.

— Да хрен его знает, живой ли он, — пожал плечами боец. — Горит весь.

Через минуту выбирающийся из шахты человек появился на поверхности. Он зацепился руками за концы арматур, сумел вытащить тело наружу, встал в полный рост, сделал несколько шагов и, остановившись, вдруг засмеялся!

Я клянусь, что это был смех, хотя в этих сдавленных хрипах, услышь я их в другом месте и в другое время, ничего напоминавшего проявление радости я бы не обнаружил. Но сейчас я был уверен, что он смеётся. Человек выглядел ужасно: обгоревший, дымящийся негр с пронзительными белками глаз и ломанными телодвижениями. Он вытянул руку в мою сторону и затрясся в конвульсиях хрипа, которые на самом деле были демоническим хохотом. Парни вскинули автоматы, чтобы заткнуть эту каркающую тварь, явившуюся словно прямиком из преисподней, но я, испытывая странное возбуждение вперемежку с не менее странной тревогой, остановил их.

— Он и так не жилец. Пусть сдохнет сам.

Минуту спустя, опустив руки и склонив в бессилии голову, негр осел на грунт и тут же уткнулся лицом в землю. От него исходил едкий дым, бивший по ноздрям тошнотворным запахом обгоревшей человеческой плоти.

— Живучий кабан! — пошевелил его носком армейского ботинка Бузин. — Спёкся весь, а всё равно выполз. Ну, должно быть, помер.