Вероника сглотнула. Раньше они постоянно вместе читали в женских журналах советы стилиста и комментирование цветовой гаммы. Естественно, Франси, чья внешность вписывалась в категорию «лето», подходили все самые популярные цвета: и розовый, и красный, и канареечный, и бирюзовый. А Веронике, принадлежавшей к менее гламурной категории «осень», была рекомендована более скучная гамма от горчичного до бежевого. Раньше она относилась к этому снисходительно-спокойно. Теперь считала чистым абсурдом. Вдобавок она сомневалась, что влезет в старые платья Франси. Не только потому, что была более крепкого телосложения, но и из-за отсутствия у нее способности подолгу задерживать дыхание, которую Франси оттачивала длительными тренировками.

– В сарае всего два свободных велосипеда, но, если Бу отвезет меня на багажнике, ты можешь взять второй.

Слегка склонив голову набок, Франси щурится и смотрит на Веронику.

– Только нам нужно придумать, что сделать с твоими волосами. С помощью пары шпилек и лака для волос смастерим тебе прическу. И еще у меня есть настоящий бюстгальтер, который я могу одолжить тебе. Он часто спасает положение. Слушай, Бу, а ты будешь ужасно стильно выглядеть в твидовом костюме.

Она толкнула его в бок.

– Кстати, ты случайно не куришь трубку?

– Нет.

– Жаль, тебе бы очень пошла. Такая тонкая, элегантная.

– Тебе придется принять нас такими как есть, – холодно замечает Вероника. – Если, конечно, хочешь, чтобы мы пошли с тобой на танцы. – Разозлившись, она встает на ноги.

– Опля! Ты что, не с той ноги встала? – Франси с удивлением поднимает брови. Или, по крайней мере, одну, поскольку вторая по-прежнему прячется под красным платком.

Платье, которое Вероника смогла одолжить у Франси, было неправильно сшито и теснило в груди. Надела она его с грехом пополам. Чтобы наряд не треснул за вечер по швам, приходилось дышать неглубоко, одной грудью, а не животом, правда, широкий сатиновый пояс, повязанный вокруг талии, помогал в этом.

Волосы сурово заплели в обработанный лаком узел, который Франси называла французской булочкой. На веках красовались два толстых штриха подводки для глаз, а на губах помада – оттенок из кадров цветного телевидения, по словам Франси – последний писк американской моды. Хотя сама Вероника назвала бы его просто красным.

Десятки велосипедов, мотоциклов и мопедов с разодетыми девушками в колясках уже обогнали их, промчавшись мимо на высокой скорости по сельской дороге. Вероника поспевала, как могла, несмотря на слабо накачанное переднее колесо. Хорошо еще, что пришила к платью подмышники – немного жестковато, но помогает от пота. Перед ней на багажнике у Бу восседала Франси в узких брюках-дудочках из черного трикотажа и рубашке из белого поплина со стоячим воротничком-«бабочкой». По словам Франси, единственное, что отличало ее в тот вечер от Мэрилин Монро, – это окружение. На танцплощадке Нюлидс Мэрилин Монро, естественно, никогда не бывала.

На обочинах дороги луговой клевер и дягиль выросли в метр высотой. Всю дорогу из парка доносился запах сосисок. Педали немного заедали, и цепь все время норовила слететь, но Вероника упорно катила вперед, терпеливо поправляя платье.

Танцплощадка Нюлидс представляла собой восьмигранный павильон, который называли Южным морем. Стены были украшены яркими рисунками пальм, ракушек и гавайских танцовщиц. Рядом с Южным морем располагалась открытая танцплощадка попроще и еще киоск, где продавали кофе, печенье домашней выпечки, сосиски и лотерейные билеты. Несмотря на отсутствие торговли крепкими напитками, алкоголем разило из-за каждого куста. Принесенные с собой фляжки и бутылки охотно передавали по кругу.

Туфли жали в пальцах, потому что их тоже пришлось одолжить у Франси, хотя она носила обувь на размер меньше Вероники. Красота требовала жертв. Если бы не Бу, она вообще осталась бы дома: читала бы книжку в общей гостиной или играла в карты с какой-нибудь тетушкой из постояльцев. Но теперь ей приходилось терпеть неудобства.

Они встали у самого забора, ограждавшего территорию танцплощадки. С левой стороны от входа собирались девушки, а с правой толпились молодые люди, которые, как казалось, все были поглощены важными разговорами, пока девушки ждали, перешептывались и бросали взгляды на мальчиков. Выудив из сумочки маленькую карманную фляжку, Франси сделала глоток и передала ее Бу. Вероника наблюдала, как напрягаются сухожилия на его шее, пока он пьет. Подмигивая, Бу передал фляжку Веронике, и она тоже отпила, не веря тому, что происходит. Это был джин, почти не разбавленный. Франси гарантированно стащила его в баре пансионата.

– Золушке нельзя много пить, а то она завтра не сможет выполнять свои обязанности. – Франси отобрала у нее фляжку, заткнула пробкой и убрала обратно в сумочку. – Пойдем лучше потанцуем. Ты купил билеты?

Она потянула Бу за рукав, и они исчезли на танцплощадке под звуки кларнета.

Вероника осталась стоять, не зная, куда деть руки. Сделав вид, что на лиф платья село пятно, она сосредоточенно оттирала его. Танцевать ей не хотелось, танцы не были ее коньком. И в то же время она до смерти боялась, что ее не пригласят. Ей казалось, будто другие девушки бросают в ее сторону презрительные взгляды и втихомолку смеются над ней. Все они держались непринужденно, но выглядели грубовато в своих косыночках и облегающих джемперах. В воздухе пахло духами и потом. Конечно, Веронике иногда по выходным случалось ходить на танцы с одноклассниками, в основном для вида. Но даже ее коренастая подружка по прозвищу Прицепчик, доходившая всем до груди, не стеснялась так, как Вероника, а проворно прокладывала себе дорогу сквозь толпу сумочкой, украшенной стальными деталями. Многие подружки жили дома в тесноте, и им нравилось выходить в свет, чтобы подвигаться. Прицепчик жила в двухкомнатной квартире с родителями и тремя сестрами, но на танцах она занимала максимально много места и, пользуясь случаем, раскрепощенно выплескивала свою энергию.