Книги

Коктейль со Смертью

22
18
20
22
24
26
28
30

— Прекрасно. Иди на встречу, а я приготовлю нам роскошный ужин. Это будет сюрприз. Спасибо тебе за сегодняшний день, я снова мог играть самого себя на сцене. Пойду домой и по дороге куплю вино и кое-какие продукты. Что бы ты хотела на ужин?

Я заказала баранину. Жертвенного агнца. Патрон одобрительно кивнул и сказал, что ему понадобятся сушеные томаты, чеснок и розмарин. Поезд остановился на Сёдере. Патрон вышел, а я поехала дальше, радуясь, что офис Мартина и Исторический музей находятся на одной ветке.

Позвонив Мартину, я попала на Эйру. Мы несколько минут поговорили. Эйра спросила, как я себя чувствую и все ли у меня в порядке. Я спросила про Роберта, и тут же почувствовала в голосе Эйры напряжение.

— Он немного успокоился, но еще не совсем пришел в себя. Постоянно твердит, что Габриэлла умерла при загадочных обстоятельствах. И вот что я тебе скажу, Эрика: если бы мы жили там, где верят в вуду и все такое, он обвинил бы в ее смерти меня. Но, уверяю тебя, хоть я и желала ей смерти, но ничего для этого не предпринимала. А Нильс молчит. Помощи от него никакой. Скоро похороны… Даже не знаю, должна ли я туда идти. Роберт, разумеется, пойдет, он собирается петь. Оказывается, они с Габриэллой пели и играли вместе. Я об этом не знала. Невозможно же знать о своем ребенке все, согласна? Я послала им венок и открытку. Роберт сказал, что ему не нравятся банальные слова соболезнования на открытке, но я ответила: «Какая разница! Все равно она этого не прочитает». Мне даже пришлось пообщаться с ее мамашей. Она такая жалкая. Как ты думаешь, Эрика, я что, совсем бесчувственная?

Я ничего не ответила на это, только согласилась, что нельзя знать о детях все, хотя у меня и не было своих. Эйра сообщила, что в «Энвии» царит странная атмосфера: люди рады, что Эйнар умер, и стыдятся этого чувства.

— Мартин временно занимает его должность, и работы у него выше крыши. Карина приходила к нам в офис, и, клянусь, она совсем не похожа на безутешную вдову. Она провела у Мартина очень много времени. Не знаю, о чем они говорили. Но незаменимых людей нет, верно, Эрика? А от Тома что-нибудь слышно?

— Нет, я ничего о нем не знаю.

Эйра соединила меня с Мартином. Я быстро рассказала о съемках, умолчав об инциденте с видением. Мартин обрадовался, что все прошло хорошо, и предложил посмотреть готовые снимки вместе. Вспомнив про эсэмэску, полученную от Дьявола, я решила воспользоваться этой почти забытой функцией телефона и отправила сообщение Кари, попросив ее ответить «да», если ее спросят, знает ли она актера по имени Джон, а остальное я объясню позже. На прощание я выразила сожаление, что мы с ней теперь редко видимся. Больше важных дел у меня не было, и я сосредоточилась на предстоящем свидании.

Я поднялась по ступенькам в Исторический музей и хотела купить билет, но, увидев закрытую кассу, прошла сразу к кафе со звучным названием «Розен-горден» — «Розовый сад». Тут я сообразила, что не знаю, как выглядит тот или та, с кем у меня назначена встреча. «Вряд ли у него (или у нее) будут рога и раздвоенные копыта», — подумала я, входя в залитое светом кафе. Помещение наполнял душистый аромат сигар.

Она сидела у окна и разглядывала цветы в саду, все еще боровшиеся друг с другом за свет и влагу, хотя на дворе уже стояла осень. И это она курила сигару, вернее, сигариллу, — причем с таким удовольствием и чувственностью, что все слова о вреде курения при виде нее показались бы абсурдными. Как и следовало ожидать, она была не тощей бледной поганкой, а пышной, цветущей и даже привлекательной женщиной. Длинные волосы были заплетены в мелкие косички и скреплены перламутровой заколкой. В ушах — крупные золотые серьги. Пальцы унизаны кольцами.

На ней были свободные брюки и пестрая блузка с изображением диких животных. На ярком, не нуждающемся в косметике лице выделялись иссиня-черные губы, Я поняла, почему патрон ее невзлюбил. Это была типичная позиция белых мужчин по отношению к сильным и красивым темнокожим женщинам, которых они столько лет пытались приручить, насилуя и делая своими рабынями.

Она обернулась, увидела меня, улыбнулась и поманила к себе.

Под гипнозом ее темных глаз я приблизилась. Женщина, называющая себя Дьяволом, встала и расцеловала меня в обе щеки. Я поняла, что со стороны мы выглядим вполне нормально: стильная темнокожая женщина лет сорока собирается выпить кофе со старой знакомой.

— Привет, я рада, что ты пришла. Это я Дьявол, но если хочешь, можешь звать меня Маггой. Что ты будешь?

Я хотела съесть семлу[18] — я не ела сладкого уже тысячу лет, у меня даже слюнки потекли при мысли б этом пирожном, но там не было ни семлы, ни кайпириньи. Поэтому я заказала чай и домашний миндальный пирог. Дьявол по имени Магга направилась к прилавку и через минуту вернулась с моим заказом и черным кофе, молоком и рогаликом для себя. В кафе, кроме нас, посетителей не было. Я вдруг вспомнила, что сегодня понедельник, а по понедельникам музей закрыт.

— Я рада, что ты пришла, — повторила дьявол Магга, садясь напротив меня и ставя чашки на стол. — Я участвую в организации одной выставки здесь, в музее, и могу входить, когда хочу, — объяснила она, словно прочитав мои мысли. — Я решила, что нам с тобой лучше встретиться там, где нет любопытных взглядов. Смерть, например, весьма любопытен. Не возражаешь, если я закурю?

В обычной ситуации я ответила бы, что возражаю. Но сегодня отрицательно покачала головой. Дым не мешал мне. Он поднимался к потолку тонкой душистой змейкой, наполняя помещение приятным ароматом, абсолютно мне незнакомым. Если бы она предложила сигариллу мне, я бы, наверное, ответила «да», хотя не курила с тех пор, как вернулась с языковых курсов в Англии лет двадцать назад.

Дьявол Магга с аппетитом откусила рогалик, сделала глоток кофе и поднесла сигариллу к губам. Потом заговорила. Видимо, хотела многое мне сказать. Я взяла вилку.

— Надо отдать тебе должное, Эрика, ты не побоялась прийти сюда. Это мужественный поступок. Обычно люди не приходят на свидание к незнакомцам, особенно, если те представляются Дьяволом. Но, как я понимаю, ты к подобным вещам уже подготовлена. Смерть живет у тебя, не так ли?

Это прозвучало как констатация факта.