В конце концов, если ущипнуть себя во сне, боли не будет.
– Залезай. – Сид возник рядом со мной, подталкивая к катеру. – Ну же…
Я перелезла через алюминиевый бортик: катер был открытым, с невысоким ветровым стеклом и довольно просторным. Уселась на корме, наблюдая, как Коул отбрасывает канат и дёргает за верёвку, заводя мотор, а потом перемещается к рулю, чтобы вывести катер в море.
Я смотрела на одержимых, столпившихся на пирсе, провожавших нас чёрными глазами, пока толпа не слилась в сплошное пёстрое пятно. Потом набережная превратилась в скопище далёких огней, и я отвернулась.
Коул сидел за рулём, полуобернувшись, неотрывно следя за мной. Ревущий мотор наполнял воздух назойливым запахом топлива; холодный ветер обдувал лицо, кидал на руки солёные брызги, и катер летел по волнам, едва заметно ныряя носом вверх-вниз.
– Вот и всё, – донеслись до меня негромкие слова сида. – Скоро ты будешь в безопасности.
Коул был уже настолько прозрачным, что я с трудом различала его очертания. Впереди ждала только тьма, сверху и внизу: чёрное небо и чёрное море. Там, куда мы плыли, не было видно ни горизонта, ни единого огня, но я знала, что там ждёт Эмайн.
Правой рукой я коснулась кожи на запястье левой. Сжав два пальца, ощутила боль от врезавшихся ногтей.
Если ущипнуть себя во сне, боли не будет.
Если я чувствую боль, это не сон.
Если это не сон…
– Эш… погиб?
Собственный голос казался шорохом мёртвых листьев.
Коул не ответил. Только повернулся к рулю, так, чтобы я не могла видеть его лицо.
…осознание пришло запоздало. Уже без боли. Видимо, смерть Эша была тем, что выше моих сил, тем, что превышало мой порог. Любой чувствительности есть предел. Любая пытка вызывает привыкание.
Боли не было. Её поглотила жадная пустота, вновь разверзшаяся чёрной дырой где-то рядом с сердцем. Зато была мысль: единственная, очень чёткая и ясная, пульсировавшая в опустевшем сознании сигнальным огнём.
Эша больше нет. Его нет. Всех, кого я любила, всех, кто был мне дорог, – нет.
Значит, мне остался лишь один путь.
Я неторопливо, неслышно встала, глядя на Коула. Он не смотрел на меня: то ли боялся, что я потребую ответа, то ли решил, что я смирилась.
Забралась с ногами на удобный кожаный диванчик сиденья; выпрямилась, и ветер отвесил мне холодную пощёчину, заставив пошатнуться.