Вера замолкает. Я поднимаю глаза от тетрадки и вижу, что Нина внезапно вступает в рассказ.

То есть выходит вперед.

Она сделала три-четыре шага и вышла на авансцену, по собственной инициативе. И сейчас она стоит рядом с Верой, плечом к плечу, перед камерой. Она сурова, лицо жесткое, что-то с ней происходит. Вера косится на нее краем глаза. Я смотрю на Рафи. Пытаюсь понять, в чем дело.

«Пожалуйста, продолжай», – говорит ей Нина странным тоном.

«Продолжать?»

«Да».

Вера взглядом советуется с Рафи. Он кивает. Вера глубоко вздыхает: «Ладно. Хорошо. На чем я остановилась?»

«На том, что к тебе подошел юноша», – говорит Нина.

«Ага. Ладно. Паренек военный, офицер, очень худой, высокий, с большими ушами и лбом, как у философа…»

Глаза Веры, сияя, смотрят то на Рафаэля, то на Нину. Слова во рту будто гравий.

«Продолжай», – говорит Нина почти умоляюще.

«Да. Ладно. И он подходит ко мне, приглашает меня на танец. И пока мы танцуем, он говорит, что ни с кем в нашем городе не знаком».

Она сглатывает слюну. Какая-то смутная непонятность грозится с воздуха. Будто по картине реальности расползается трещина.

«И мы танцуем и не разговариваем, и постепенно это самое «не разговариваем» переходит в то, что мы разговариваем больше, чем танцуем. Продолжать?»

«Да».

«И я испытываю наслаждение от такого танца и впервые думаю, что, может, это и есть то, что люди называют любовью».

Молчание.

Может быть, это сотворило слово «любовь». Нина громко говорит в камеру:

«Привет, Нина».

Молчание. Рафи медленно убирает камеру. «Нина, солнышко, ты маленько перепутала».