После обеда они снова пошли к дому троих детей, звонили и стучали, всё тщетно. Они сдались и искали, чем бы занять себя до отправления автобуса.

В единственном городском кинотеатре дневных сеансов не было. Была программа гетеросексуальных порнофильмов по субботам после полуночи.

Город был заброшен. Ни единого ребёнка на улице. Значит, каникулы ещё не начались, и сегодня была не среда.

– Это трудовой лагерь, – сказал Джонатан. – Не стоило приходить в неподходящий день.

– Я не знал, – извинился Серж.

Замечание Джонатана не было адресовано мальчику: он видел пустые улицы, пустые кафе, безлюдную реку, скучающих лавочников, и он чувствовал тишину, в которой эхом разносились их шаги.

Они лениво прогуливались. Когда открылись магазины, они начали вяло делать какие-то ненужные покупки.

Потом им повезло: на красивой площади, засаженной тополями и снабжённой писсуаром, они обнаружили шатры и палатки передвижной ярмарки. Она не была закрыта: там прогуливалось с десяток человек, мужчин и женщин средних лет, одетых слишком нарядно и несколько подростков виноватого вида.

Они подошли к молодому ярмарочному рабочему, почти голому, чинящему колесо. Джонатан посмотрел на его тело, потом покосился на свои мускулы, затем посмотрел на Сержа. Этот человек казался ему сделанным из резины или гипса: внешность без сущности, соответствующая универсальному идеалу того времени. Округлые формы этого гладкого тела напомнили Джонатану комплект лысых скальпов или связку воздушных шаров у лоточника.

Они заговорили одновременно. Парень сказал, что сейчас фокусник даёт представление. Это было совсем рядом: автофургон с пристройкой из зелёного полотна, чья дверь или, вернее, занавеска, распахивалась на восточный манер. Джонатан беспокоился, что они там будут единственными зрителями, но Серж жаждал зрелища. Он тут же вскарабкался на Джонатана, держа себя так, будто спортивная внешность молодого работника ярмарки натолкнула его на мысли о джунглях.

По ту сторону зелёного брезента они очутились в полумраке; фокусник предусмотрительно стоял под косыми лучами зловещих цветов, яблочно-зелёного и грязно-красного. Единственный белый прожектор уничтожал всю глубину сцены. Под ногами фокусника лежал бежевый квадрат пыльной земли.

Представление уже началось. Фокусник проделывал банальные трюки. Они решили оставаться сзади, впереди сидело несколько зрителей. Фокусник был стройным юношей, тихим и весёлым, с простым и приятным лицом. Он, должно быть, взялся за эту работу просто потому, что ему так велели; он был не без способностей и умело обращался со своим реквизитом. Но ощущение бедности и уныния было столь велико, что Джонатан иногда отворачивался от него. Он был сконфужен, будто совершил бестактность, присутствуя здесь, словно оскорблял чувствительного человека, лишая его чувства собственного достоинства.

Серж следил за фокусами с невозмутимой прохладой того, у кого есть телевизор. Но всё-таки, тут всё было во плоти, и почти новый синий костюм парнишки, и его коротко подстриженные волосы (можно было подумать, что он подрабатывает здесь между службой в казарме) и его маленькая накидка Дракулы, всё это было очень похоже на настоящие вещи. Сержа поразил лишь один фокус – с бритвенными лезвиями. Молодой человек взял одно, разрезал им бумагу, чтобы показать, насколько оно острое, затем он съел их целую пачку, быстро, обеими руками. Его тонкие щёки жадно выпирали, глаза чуть не вылезали наружу, он жевал их, чуть не потирая живот от удовольствия. Затем чудесным образом, непостижимым для непосвящённого, он вытащил лезвия изо рта – теперь они составляли длинную гирлянду, яркое и звенящее ожерелье. Такой реквизит должно быть недёшево стоил, если только он не изготовил его сам: руки у него были ловкие.

– С факелами ничего особенного, – недовольно сказал Серж.

Им пришлось аплодировать. Не будь рядом с ним мальчика, Джонатан, наверное, спрятался бы под скамейкой. Он хотел уйти, чтобы встретиться с фокусником после представления, исключительно ради того, чтобы почувствовать себя лучше. Джонатан, который мало беспокоился о красоте или уродстве, просто чувствовал, что он хочет приблизиться к нему, обнять его, прикоснуться к нему. Он мог узнавать детство в тех, кто больше не был ребёнком, как и его отсутствие в тех, кто, казалось, его демонстрировал. Ему нравился этот чародей, и он не стеснялся с ним познакомиться. Невинность и хрупкость других людей смягчали его страдания от собственной застенчивости. Жители городка хлопали в ладоши.

– Он же мальчишка, совсем ещё дитя, – сказала одна пожилая дама своему мужу, когда публика выходила. Муж ничего не ответил.

Снаружи Джонатан осмотрел трейлер, где находилось закулисное пространство. Снаружи ничего не было видно. Вместе с Сержем он подошёл поближе. Он попытался заглянуть в окна, в которых отражались деревья. Внутри никакого движения: фургон был пуст. Парень исчез.

Вряд ли это была магия, скорее всего парню захотелось в туалет, и он появится снова, но ждать было некогда: Серж терял терпение. Он захотел снова забраться на Джонатана, который поцеловал его, подсадил, и рукой, которой удерживал Сержа под бёдрами, пощупал ему яйца и слегка их подкинул. Серж не обратил внимания и указал на пневматические винтовки в ярмарочном тире.

Маленьким детям не разрешалось из них стрелять, да и в любом случае они бы не дотянулись. Но Джонатан поболтал с хозяином тира, немного пострелял для виду, и, поскольку он расплатился приличной купюрой и не требовал сдачи, тот предложил помочь мальчику. Джонатан опустился на одно колено и подсадил Сержа на фут или около того, придерживая его за талию; ларёчник придерживал дуло ружья и помогал целиться. Он был неплохим парнем: Серж дважды попал в яблочко. Он унёс с собой батончик нуги и игрушку из искусственных перьев, а также две мишени, пробитые насквозь.

Он вручил Джонатану свои призы, оставив себе сертификат снайпера. Он много говорил о воздушном ружье. Оно было лучше, чем игрушечный пистолет: он мог сделать дырку. Он спросил Джонатана, можно ли убить из него. Джонатан сказал, что можно, хотя на самом деле, он не знал наверняка; но в подобных ситуациях он редко осмеливался отвечать отрицательно.