Кэллоуэй прошел через партер и оценивающе оглядел посетителя.

Он с головы до пят был одет в серое. Серый шерстяной костюм, серые ботинки, серый галстук.

«Паршивый пижон», — неприязненно подумал Кэллоуэй.

Однако сложен отлично. Широкополая шляпа, затеняла черты его лица.

— Позвольте представиться.

Ясный, хорошо поставленный голос. Идеально звучал бы за кадром в рекламе — например, туалетного мыла. После дурных манер Хаммерсмита этот голос определенно ласкал слух.

— Моя фамилия Личфилд. Но не думаю, будто она что-то значит для человека вашего нежного возраста.

«Нежный возраст». Ну-ну. А может быть, Кэллоуэй все еще похож на вундеркинда?

— Вы критик? — осведомился он.

Под шляпой наметилась явно ироническая улыбка.

— Бог свидетель, нет, — ответил Личфилд.

— Извините, но я в затруднительном положении.

— Не стоит извиняться.

— Это вы были сегодня в зале?

Последний вопрос Личфилд проигнорировал.

— Я понимаю, вы занятый человек, мистер Кэллоуэй, и не хочу отнимать у вас время. Театр — мое ремесло, как и ваше. Думаю, мы станем союзниками, хотя и не встречались до сих пор.

Вот оно что. Великое братство служителей Мельпомены. Кэллоуэй чуть не плюнул с досады. Слишком много он повидал этих «союзников», при первом удобном случае предававших его: невыносимо назойливых драматургов или актеров, которых он сам изводил насмешками. К черту братство — это грызня голодных псов, как и в любой другой сфере человеческой деятельности.

— У меня, — продолжил Личфилд, — вечный интерес к «Элизиуму».

Он довольно странно выделил слово «вечный». Оно определенно прозвучало с похоронным оттенком Навеки со мной.

— Вот как?