– Я не знаю, что это было. – произнесла Весна, переводя дыхание и ища ногой нижнее бельё, закинутое в порыве куда-то в пространство дивана. – просто я дотронулась до тебя, потом ты до меня. И всё казалось таким правильным, таким закономерным. Я тебя захотела. Впервые за всю жизнь я захотела этого первая. Конечно, у меня были парни до тебя, но я считала секс чем-то само собой разумеющимся, одной из основ для создания отношений. На самом деле имел место страх, что меня посчитают сукой и бросят. Нет, я получала от него наслаждение. Но инициатором всегда был парень, а я уже отвечала взаимностью. Значит, в тебе есть что-то особенное.

– Приятно это слышать. И чертовски приятно то, что здесь произошло, даже если мы не можем объяснить, почему эту случилось.

– Ты уже второй раз спас мою жизнь за то время, что мы знакомы.

– Меня так воспитали. Я не мог бросить тебя в таком положении.

– Думаю, дело тут не только в воспитании.

– Конечно нет. Ты ещё и очень красива.

– Я тебе нравлюсь, да?

– Думаю, ты сама в курсе, что нравишься всем.

– Сейчас на всех мне наплевать, я хочу знать о твоём мнении.

– Ну, хорошо. – это было не просто произнести не заикаясь. – Да, ты мне нравишься.

– А ведь я о тебе практически ничего не знаю. Только по рассказам Анны, но я не знаю, что из её слов ложь.

Весне удалось найти трусики, а лифчик канул в неизвестность. Так что она сидела в ногах у Н. с обнажённой грудью.

– Расскажи мне о себе. Расскажи всё.

Н. принялся рассказывать. Повесть о его не очень богатой на великие подвиги жизни заняла несколько часов болтовни, с перерывами на игру «Вопрос-ответ». Когда финальная глава подошла к концу, солнце за окном уже перестало быть источником света. Весна поставила чайник и принялась убирать картошку с пола. Н. присоединился к этому занятию.

От бюджета осталось чуть больше ста пятидесяти тысяч, а до нового года чуть меньше трёх недель. Враньё Н. матери, позволяло ему остаться в городе до середины января, но праздник нужно было встретить в кругу семьи, ведь так он поступал все двадцать лет своей жизни. Н. сразу предупредил об этом Весну, которой было не с кем праздновать. Из близких людей у неё была лишь Анна, но друзей и знакомых было достаточно, чтобы примкнуть к весёлой компании. Она уверила Н., что не пропадёт, хотя в голосе слышались тоска и грусть.

Весна влюблялась в Н. с каждым днём всё больше, а он с каждым днём всё больше это замечал, но открытых признаний никто ещё не произносил. После безумства с перевёрнутой картошкой и измятой постелью ничего подобного не происходило. Да и говорить эти три слова после одного акта безумия было, по крайней мере, рано. Они оба это понимали и не спешили, делая постепенные шаги к сближению. Начали с того, что спали теперь в одной постели. Оказалось что диван имеет свойство раскладываться, если удалить из комнаты кресло, в которое он упирался на пол пути к трансформации. Теперь они стали очень часто выбираться в город и Н. убедился, что знакомых у Весны действительно много, особенно среди обслуживающего персонала. Они не ходили дважды в одно и то же место и каждый раз кассир или официант оказывались приятелями Весны, и провожали их улыбкой. И каждый раз, когда они вечером возвращались домой, Весна вспоминала о ещё одной подруге, или друге, работающих в очередном ресторане, или забегаловке, которую обязательно нужно будет посетить завтра.

Они сидели в одном из шикарно-простецких ресторанчиков, которых полно на проспекте, за одним из центровых столиков ( подруга Весны была кем-то вроде администратора этого заведения и выбила им одно из лучших мест) и ждали свой заказ, когда Весна начала сводить диалог в неизбежную сторону.

– Что будет дальше? Когда ты вернёшься из дома ко мне.

– Я ещё не думал об этом. Всё это неожиданно и немножко сложно для меня, понимаешь? Такое серьёзное решение.

– Я понимаю, что оно серьёзное, но ведь не собираешься ли ты сидеть дома у родителей и ездить ко мне вечно? Я к тому, что тебе уже двадцать лет. Большинство в этом возрасте уже живут отдельно, потому что понимают, что становятся немного обузой для родителей.