Книги

Кант. Биография

22
18
20
22
24
26
28
30

И хотя нужно обращаться и к жизни, и к мысли, это не означает, что две эти различные стороны нужно рассматривать поровну. Дело обстоит сложнее. В биографии они должны каким-то образом сочетаться. Нужно прояснить, как связаны жизнь и мысль философа. И пусть трудно и, по-видимому, невозможно установить, почему тот или иной философ придерживался тех или иных взглядов и писал те или иные произведения, любая биография, не затрагивающая этого вопроса, вероятно, будет представлять лишь ограниченный интерес.

Биографию Канта, кажется, писать особенно трудно. Его жизнь была жизнью типичного университетского профессора в Германии XVIII века. Его философское творчество является настолько плотным, заумным и техничным, что его трудно сделать доступным для широкого читателя. Это уже смертельная комбинация. Кроме того, Кант следовал в своих работах девизу de nobis ipsis silemus («о себе мы молчим»). Его интересовали философские истины, и он хотел, чтобы его помнили благодаря им. Это тоже влечет за собой последствия для его биографии. От Канта не осталось дневника, детали его жизни скудны. Их нужно почерпнуть из того, что он обронил случайно, и из воспоминаний тех, кто был к нему ближе всего. Большая часть таких воспоминаний – это воспоминания пожилых людей о престарелом Канте.

У Канта была жизнь. Хотя он жил в изолированной части Пруссии и не предпринимал никаких захватывающих дух путешествий, не переживал никаких удивительных приключений, о которых можно было бы рассказать, хотя большая часть его жизни заключается в работе, все же существует очень интересная и, возможно, даже захватывающая история, которую следует поведать. Это история интеллектуальной жизни Канта, отраженная не только в его творчестве, но и в его письмах, в его преподавании, в его взаимоотношениях с современниками в Кёнигсберге и остальной Германии. Даже если жизнь Канта и была в какой-то степени типичной для немецкого интеллектуала XVIII века, она имеет историческое значение именно потому, что была настолько типичной. Сходства и различия между его жизнью и жизнью его коллег в других протестантских университетах, таких как Марбургский, Гёттингенский, и в других германских университетах могут открыть интерес – ные перспективы для понимания не только человека, но и времени, в котором он жил.

Жизнь Канта охватывает почти весь XVIII век. В период его взрослой жизни произошли некоторые из самых значительных изменений в западном мире – изменений, последствия которых мы ощущаем до сих пор. Это был период зарождения мира, который мы знаем сегодня. Хотя Кёнигсберг не находился в центре ни одного из значительных движений, ведущих к сегодняшнему миру, эти движения во многом определили интеллектуальную среду Кёнигсберга. Философия Канта была в значительной степени выражением этих изменений и откликом на них. Его интеллектуальная жизнь отражала большинство значительных интеллектуальных, политических и научных событий того периода. Его взгляды – это ответ на культурный климат времени. Английская и французская философия, наука, литература, политика и нравы составляли материю его ежедневных бесед. Даже такие относительно отдаленные события, как Американская и Французская революции, повлияли на Канта, а значит, и на его труды. Его философию следует рассматривать в этом глобальном контексте.

Однако именно в очевидно немецком, даже прусском окружении Кант пережил знаменательные события, произошедшие в XVIII веке. Иногда поражает, насколько его интеллектуальное развитие было продиктовано внешними силами. Так, ранние философские труды Канта появились как серия ответов на философские «вопросы на премию» (Preisaufgaben), поставленные Берлинской академией[65]. Понять раннего Канта, не обсуждая его отношения к литературному движению «Буря и натиск» и «культу гения», так же трудно, как понять позднего Канта, не принимая во внимание полемики вокруг так называемого спора о пантеизме (Pantheismusstreit).

Кроме того, Кант был частью особой интеллектуальной среды Кёнигсберга. Он не единственный в Кёнигсберге интересовался этими изменениями, и не на него одного они повлияли. Гаман, фон Гиппель, Гердер, Герц и некоторые другие смогли внести свой вклад в немецкую культуру отчасти благодаря тому, что жили в Кёнигсберге. Важно исследовать, как пересекались жизни этих интересных людей и как, общаясь с ними, изменялся Кант. Может, и было бы преувеличением говорить о «кёнигсбергском Просвещении» в том смысле, в каком мы говорим о «берлинском Просвещении» или «шотландском Просвещении», но в то же время это было бы и не совсем неуместно. Кантовскую критическую философию также нужно рассматривать в этом контексте. Итак, обсуждая жизнь и труды Канта, все три контекста – глобальный, региональный и локальный – необходимо учитывать.

В данной биографии Канта такие вопросы будут рассмотрены серьезнее, чем в предыдущих. Другими словами, это будет интеллектуальная биография Канта, показывающая, насколько интеллектуальные интересы Канта коренятся в его времени. В каком-то смысле такой подход схож с исследованиями кантовского философского развития, такими как исследования Шилпа, Флейсхауера и Уорда, и с обсуждениями кантовского мировоззрения (Weltanschauung), которые можно найти в работах Кронера и Бека. Однако эта книга отличается тем, что в ней уделяется меньше внимания общепринятым философским текстам и больше – событиям в жизни Канта и их связи с событиями, происходившими в Кёнигсберге, Пруссии, Германии, Европе и Северной Америке. Не пренебрегая рассказом о биографических подробностях жизни и творчества Канта, я сосредоточусь на его интеллектуальном путешествии от узких проблем метафизических оснований ньютоновской физики к философской защите морального мировоззрения, подобающего просвещенному «гражданину мира».

Подобно Форлендеру и Гулыге, я хочу познакомить с Кантом тех, кто не очень хорошо разбирается в кантоведении. Книгу сможет прочесть даже читатель, не знакомый с тонкостями современного философского обсуждения Канта или философии в целом. Жизнь Канта интересна сама по себе и, в отличие от Форлендера и других, кто прежде всего хотел оживить старого Канта, я остановлюсь больше на молодом философе, который задумал проект «Критики чистого разума». Я надеюсь, что в результате появится многогранный Кант, больше похожий на реального человека, чем на «мандарина» из Кёнигсберга, каким его видел Ницше[66].

Мы можем извлечь из жизни Канта такие же уроки, как и из жизней других фигур XVIII века – Бенджамина Франклина, Давида Юма, Фридриха Великого, Екатерины Великой – чьи жизни переплетаются с жизнью Канта сложным – или не очень – образом. По сути, мы можем извлечь из биографии Канта по меньшей мере столько же, сколько из биографии любого другого известного человека, а может быть, и больше, поскольку, как становится понятно, характер Канта вполне сознательно был задуман как его собственное творение. Он соглашался с Монтенем и его предшественниками-стоиками в том, что «надо не сочинять умные книги, а разумно вести себя в повседневности, надо не выигрывать битвы и завоевывать земли, а наводить порядок и устанавливать мир в обычных жизненных обстоятельствах. Лучшее наше творение – жить согласно разуму»[67]. Проживал ли Кант свою жизнь «согласно разуму» – открытый вопрос; и это делает его жизнь увлекательной для любого, кто считает, что философия должна внести важный вклад в понимание нашей жизни.

Я действительно не знаю, чем привлекают биографии столь многих читателей. Простое любопытство о том, как жили «знаменитые»? Вуайеризм, неприглядное желание заглянуть в маленькие грязные секреты «великих»? Эскапизм, попытка прожить чужую жизнь, своего рода романтика для тех, кто настроен более интеллектуально? Или это попытка найти смысл в своей собственной жизни? Популярность книг о самосовершенствовании свидетельствует о распространенном желании вести «успешную» жизнь. Можно предположить, что успешные люди достигли этой неуловимой цели; а успешные философы – люди, размышлявшие о том, что вообще такое успех, – могут предложить больше, чем остальные.

Как однажды заметила Вирджиния Вулф, биографии трудно, если не невозможно писать, потому что «люди полностью лишены постоянства». В их жизни нет настоящей сюжетной линии. А ведь именно такую линию пытаются выстроить биографы. У биографии есть начало, середина и конец; и обычно это попытка понять или объяснить события, которые, возможно, просто следовали друг за другом без какой-либо связи. Некоторые жизни, возможно, действительно имеют смысл, в то время как другие кажутся бессмысленными. Имела ли смысл чья-то жизнь – что бы это ни значило, – это вопрос, ответить на который по меньшей мере так же трудно, как и на вопрос о том, имеет ли смысл наша собственная жизнь. Эти два вопроса – по сути один и тот же. Поэтому не следует удерживаться от оглядки на жизни тех, кто ушел до нас, чтобы разобраться в нашей собственной.

Конечно, нет никакой гарантии, что мы извлечем важные и стоящие уроки из изучения какой-либо отдельной жизни. Думаю, было бы ошибкой строить свою жизнь по образу и подобию жизни какого бы то ни было исторического деятеля, даже если так поступали многие, кто в итоге сам стал историческим деятелем. Нельзя выбрать жизнь так, как выбирают пальто. Тем не менее существует множество способов прожить жизнь, и биографии могут дать нам некоторое представление об их возможных опасностях или преимуществах. Жизнь Канта отличалась от жизней многих романтиков, самопровозглашенных ницшеанцев или других современных искателей приключений. Интересна она или нет, пусть решит читатель. Я уверен, что она гораздо интереснее тех карикатур, которые в ходу до сих пор.

За этим введением последуют девять глав. Глава 1, «Детство и ранняя юность (1724–1740)»; Глава 2, «Студент и домашний учитель (1740–1755)»; Глава 3, «Элегантный магистр (1755–1764)»; Глава 4, «Палингенез и его последствия (1764–1769)»; Глава 5, «Годы молчания (1770–1780)»; Глава 6, «„Всесокрушающий“ критик метафизики (1780–1784)»; Глава 7, «Основатель метафизики нравов (1784–1788)»; Глава 8, «Проблемы с религией и политикой (1788–1795)», и Глава 9, «Старик (1796–1804)». Я старался максимально совместить повествование о жизни Канта и развитие его философии. Разделы, содержащие более обширный обзор основных работ Канта, четко обозначены в плане, и читатель, больше интересующийся жизнью Канта, чем деталями его философии, может их пропустить, хотя я и не думаю, что это хорошая идея.

Глава 1

Детство и ранняя юность (1724–1740)

Раннее детство (1724–1731): «Наилучшее образование с нравственной точки зрения»

1724 год не был самым важным в истории человечества, но и незначительным его не назовешь. Москва и Константинополь подписали договор о разделе Персии, на территорию которой две державы до того вторглись. Персидский шах Махмуд обезумел и устроил резню в Исфахане. Филипп V отрекся от испанского трона в пользу своего сына Луиса – но ему пришлось вернуться на престол, когда через несколько месяцев Луис умер. Ле-Мойн де Бенвиль, губернатор Луизианы в Новом Орлеане, установил Code Noir, чтобы регламентировать правовое положение черных и изгнать евреев, в то время как квакеры и меннониты издавали свои первые заявления против рабства. В Филадельфии по образцу европейских гильдий была основана ремесленная гильдия. В Ирландии, остававшейся колонией Англии, в которой по большей части заправляли землевладельцы, проживавшие в других местах, Джонатан Свифт издал «Письма суконщика»: в них он пытался убедить ирландцев противостоять Уильяму Вуду, получившему королевский патент на выпуск новой ирландской монеты, но пожелавшему извлечь выгоду из уменьшения ее себестоимости. Петр I, известный как Петр Великий, основал Академию наук и художеств. Пол Дадли открыл метод перекрестного опыления кукурузы. Герман Бургаве утверждал в Elementae chemiae («Началах химии»), что огонь – это жидкость, а Габриель Даниель Фаренгейт описывал переохлаждение воды. Георг Фридрих Гендель закончил две из своих менее известных работ, оперы «Юлий Цезарь» и «Тамерлан». Жан-Филипп Рамо сочинил один из трех своих сборников пьес для клавесина. Вышли «Роксана» и «Новое кругосветное путешествие» Даниеля Дефо, а также второй том плутовского романа Алена-Рене Лесажа «Жиль Блас». Посмертно издали La Comtesse de Tende («Графиню Тандскую») госпожи де Лафайет, а также De l’Origine des fables («Происхождение мифов») Бернара де Фонтенеля, где исследовались психологические и интеллектуальные корни мифологии и опровергались популярные суеверия. Клод Бюфье опубликовал свой Traité des vérités premières et de la source de nos jugements («Трактат о первых истинах и об источнике наших суждений»), в котором пытался раскрыть основные принципы человеческого знания, а Давид Юм пошел на второй курс Эдинбургского университета.

В Пруссии Фридрих Вильгельм I (1688–1740), правивший с 1713 года, трудился не покладая рук, желая централизировать государство и собрать огромную армию на налоги, поступавшие от обнищавшей страны. В предыдущем году он предпринял решительный шаг, реформировав свою администрацию и объединив ее в единый совет под названием «Генеральная директория». Этой институции суждено было стать эффективным бюрократическим учреждением, которое урежет королевские расходы и более чем удвоит годовой доход, позволив направить средства на армию. Также в 1723 году он нашел время изгнать из Пруссии Христиана Вольфа (1679–1754) с подачи галльских религиозных фанатиков-пиетистов. Они заявили, что одобрение Вольфом теории Лейбница о предустановленной гармонии ведет к фатализму и может послужить оправданием дезертирства – или даже склонить к дезертирству. Фридрих Вильгельм I запретил преподавать вольфианские доктрины[68]. Таким образом он, сам того не желая, прославил этого мыслителя среди всех сторонников Просвещения. Вольф, которому под страхом смерти приказали не возвращаться на прусскую землю, обжился в Марбургском университете и опубликовал в 1724 году одну из самых успешных своих работ, а именно Vernünftige Gedanken von den Absichten der natürlichen Dinge («Разумные мысли о целях природных вещей»), трактат по телеологии, в котором хотел показать, как хорошо на самом деле спланирован этот мир.

Большинство из этих событий в Пруссии и других местах – иногда спустя какое-то время – отозвались и в Кёнигсберге. Некоторые действия короля возымели немедленный эффект: в 1724 году Кёнигсберг, прежде состоявший из трех разных городов, а именно Альтштадта, или Старого города, Лёбенихта и Кнайпхофа, был объединен в один. Так им стало легче управлять, и правительство стало работать эффективнее. (Помимо прочего, объединение уменьшило число виселиц с трех до одной.) В том же году в город вернулся церковный деятель Георг Фридрих Рогаль (1701–1733), который должен был блюсти интересы короля в Кёнигсберге. Получивший образование в Галле и обращенный там в пиетизм врагами Вольфа, он обладал доверием своего набожного правителя. Для начала он убрал из Кёнигсбергского университета одного из самых неприкрытых сторонников вольфианской философии. Профессора натурфилософии Христиана Габриеля Фишера (1686–1751) постигла та же участь, что и Вольфа, поскольку Рогаль донес на него в Берлин[69].

22 апреля 1724 года в Кёнигсберге родился Иммануил Кант. В «Старом прусском альманахе» напротив этой даты стоит имя «Эмануил». Соответственно, крестили мальчика как «Эмануила». Позже он поменяет имя на «Иммануил», когда решит, что так ближе к оригиналу имени на древнееврейском. «Эмануил» или «Иммануил» означает «с нами Бог». Кант считал, что это чрезвычайно подходящее имя, и необычайно им гордился, напоминая о его значении даже в старости[70]. Наверное, показательно, что он счел необходимым критически оценить и исправить само данное ему имя, но стоит отметить, что буквальное его значение наполняло Канта уверенностью и утешало на протяжении всей его жизни. В самом деле, автономный, самодостаточный, преднамеренно выкованный характер Канта вполне может предполагать своего рода оптимистическую веру в мир как телеологическое целое – мир, где все, включая его самого, имеет определенное место.