— Седьмая — Вивиан. Хорошо лук натягивает, но все–таки не мужчина. Дюймовый дубовый щит пробьет только с такими вот хитростями.

Кивнул в сторону арены, на которой воительнице поднесли колчан с собранными стрелами. На этот раз всадница слегка тронула переднюю ногу скакуна тупым концом стрелы — и конь подогнул передние ноги у самой мишени. Короткий высверк бронебойного наконечника — в упор. Да, насквозь!

— Показуха, — откомментировал сэр Ллойд, — в настоящем бою на изыски не хватает времени. Проще выхватить меч и рубануть.

Немайн отчего–то захотелось спорить. Потом — подалась вперед, глаза расширились, уши навострились.

— Сколько нужно готовить лошадь… для такого?

Рыцарь пожал плечами.

— Под рыцаря? Меньше, чем под колесницу. Сам трюк? Недолго. Но зачем?

Ответом стал прищур.

— Скоро узнаешь. Только я сначала те штуковины, что от Лорна привезли, сложу с теми, что с собой взяла. В одну!

— Опять холмовые премудрости? Лучше бы на дружину таких луков… Как ты говорила, блочных?

— Тебе — да, — согласилась Немайн, — и всем твоим пальцам незагнутым. Зато остальным… Ладно. Сейчас время шашек! И — дружиться с будущей соседкой. Сейчас она должна быть доброй.

Настроение у королевны, и верно, неплохое. Если точней — стремительно ухудшающееся. Не дура, понимает, что позволила себе лишку, не сдержалась. Нельзя было так явно подарку радоваться! Вот и ушастая торопится, добрых слов ждет. Что ж, подарок поднесла базилисса, а ее не грех и поблагодарить. Девочка не виновата, что попалась в сети холмовой. Даже одета не пойми как: штаны и сапоги как на рыцаре, платье короткое, как на саксонке, а сверху и вовсе диковинная одежда — длинная, яркая, и держит ее только пояс. На котором пристегнут удивительно подходящий к наряду кривой, как у сиды, клинок.

Конечно, пришлось пройти половину пути — до невысокой, ушастой по пояс, каменной стены, что делит вытянутый круг ипподрома пополам. Потом — кланяться, и низко.

— Благодарю тебя за дар, святая и вечная, — сказала Кейндрих, — он принесет горе моим врагам…

— Лук сестра собрала, — сообщила Анастасия, — хваля оружие, ты и ее радуешь.

Пришлось притворяться дурой.

— Так это не греческая работа?

— Работа — здешняя, а кто это придумал… Августина многое знает.

Сида дернула ухом, и римская императрица, святая и вечная августа, поспешно поправилась:

— То есть, Немайн. Я к ее новому имени еще не привыкла.