Золотые шпоры королевны–рыцаря аккуратно, плашмя трогают вороные бока, жеребец начинает очередной круг. Меняются аллюры — от медленных к быстрым. Шаг, быстрый шаг — и, минуя рысь, галоп. То ли лошадь и правда в галоп легче поднимается с шага, то ли — остаток прошлой эпохи. Для всадника без стремян рысь — ненужная трясучка. И вот — грива и хвост вьются по поднятому самим скакуном ветру, ноги словно и не касаются земли, оскаленная пасть жадно хватает воздух. Вот с кого драконов–то рисуют!

— Плоховато дышит, — говорит Ллойд, — привереда. Ипподром ему не нравится…

На носу праздник, ристалище уже начали украшать, ветхий камень укрыт белеными щитами, поверху вьются «драконы». Знамена в виде круглой пасти, за которой прицеплена труба из ткани — на самом слабом ветерке колеблются и пляшут, словно ожили. Но праздники жеребец наверняка видывал.

Скорее, ему не нравится запах города. В Брихейниоге вообще городов нет, а прошлые гостевания не в счет: дух Кер–Мирддина за последний год сильно переменился. Был бы вовсе смрад, обычный спутник крупного варварского поселения, но в Камбрии не случайно запрещены всякие животные в городских стенах. Исключение — только для собак короля и королевы, да хозяин с хозяйкой заезжего дома имеют право явиться в город с четвероногой компанией — не охотничьей собакой, а маленьким любимцем. Сам трактир, у которого на заднем дворе вечно кто–то хрюкает, мычит и гогочет — вынесен в предместье.

У предместий иной плюс — их стены не теснят, можно строиться просторно. Вот и выходит — от клановых крепостей и королевских усадеб воздух города отличает только угольный дым, и теперь — его много. Даже в мае! Углежоги, пивовары, стеклодувы, кузнецы, гончары… Все заняты, и то, что вниз по течению еще старательней дымит добрым угольком из долины Ронды изумрудно–сланцевый Кер–Сиди, здешних ремесленников не беспокоит. После пришествия сиды работы хватит на годы: железо в сталь перековывать, выдувать через трубку — еще новшество! — большие пузыри, резать их — нужны стальные ножницы! — и получать отменно прозрачное оконное стекло. Стеклянные листы, старательно переложенные соломой, стиснутые мягким деревом упаковки, ждут скорой ярмарки, чтобы, пережив опасное путешествие по морю, украсить собой дома в королевствах франков и вестготов. Прежние мутноватые стекляшки вынут из рам… а то и вместе с рамами перенесут в подсобки и коровники. Иные переживут все невзгоды бурной европейской истории… Их много, все не переколотишь! Перекочуют в музеи, где их и будут показывать как ценнейшие свидетельства сравнительно высокого уровня развития Европы до технического переворота пятнадцатого века от основания Города.

Плата за переворот — дымок, от которого морщат нос горцы и раздувают ноздри вороные жеребцы из пасторальных королевств.

Пасторальных, но сильных. Болота, малярия, нет городов… Но главная слава Камбрии — родом именно из тех краев. Что Немайн прошепчет чужая память о Камбрии–Уэльсе, если вычеркнуть профессиональное знание о полезных ископаемых, водных путях и портах? Валлийские стрелки! А еще раньше — валлийские лучники, собственно, и создавшие грозную славу «английского» длинного лука на полях столетней войны.

Валлийские–камбрийские… Все камбрийцы неплохо стреляют из лука, но Гвинед больше славен копейщиками. Диведцы знамениты билами в руках ополчения и моряками–десси. Лучниками знамениты края лесные, горные, болотистые. То есть — как раз Брихейниог!

Потому Кейндрих лук и получила, что в глазах ее народа это подарок разом и ценный, и обыденный… Вещь, которую нельзя обозвать ни ненужной дешевкой, ни чрезмерной роскошью.

Сверху кажется, что ноги коня то вылетают параллельно земле, то прячутся под брюхом. Быстрей, быстрей! Поворот. Разумеется, у нее и спереди серебро с золотом! Но никакая безвкусица не в состоянии испортить зрелище — ловкая наездница на могучем коне, кажется, летит над песком. Мужские взгляды цепляет высокая грудь, женские — разрезы на рукавах, что демонстрируют тончайший лен нижних рубах. Наряд без слов говорит: «Приличия? Три одежки? Вот вам, кумушки — и отстаньте!» Ворот зашнурован под горло узорной тесьмой. Все приличия соблюдены, и никакой сидовщины вроде пуговиц!

Немайн разглядывает лицо. Красивое, когда на нем ни ревности, ни тщеславия. Сейчас для Кейндрих есть только ветер в лицо, цель впереди, новое мощное оружие в руках… Верно, Гулидиен как–то увидал ее в учении или на охоте. Полюбил. Такую не полюбить — невозможно!

Прямая к мишеням. Стрела наложена на тетиву, лук поднят. Не рано ли? Не дострелить! Но учебная смерть уходит в полет — неожиданно быстрый. За ней, сразу — вторая!

Немайн вскочила — и замерла на полувдохе. Стрелы не просто достигли мишени — ударили мощно, впились, несмотря на тупые наконечники, глубоко. Будь на их месте бронебойные… Любая кольчуга — насквозь, причем два раза. Но как?!

На мгновение мелькнуло недоверие — вдруг Сущности, несмотря на все обещания, засунули на планету какой–нибудь двухламповый автоматический исполнитель заклинаний, и теперь стрелы толкает вперед невидимая гадость, вероятно, радиоактивная? С них станется…

Осознание пришло постепенно. Тогда широко распахнутые глаза сузились в щелку, приоткрытый рот весело показал клычки — всякая улыбка немножко оскал. Дыхание тоже вернулось…

— Вот у лошади так же сбивается, если ее шпорой ткнуть или плеткой огреть, — уточнил Ллойд. — Что тебе не по нраву, леди сида?

— Почему вы мне такого не показывали? — спросила Немайн. — почему на учениях не отрабатываем?! Вот так, строем… С галопа… Стрелы тяжелые, медленные, и разгон коней прибавится к скорости, сообщенной луком. Или треть к дальности, или к убойной силе. Сущая вражья погибель! Пешему лучнику на такое ответить нечем.

Сэр Ллойд заглянул в лукавые щелки — и не увидел древней воительницы. Только восторженное существо, вроде оруженосца, впервые узнавшего, что, оказывается, и так можно! Видимо, в артуровских войнах она не участвовала. Тогда только такими атаками и держались. Редкий случай: деды говорили, что молодежь выросла крепкая. У прежних изнеженных бриттов один герой приходился на сотню робких, в Камбрии же один трус приходится на сотню храбрецов! Увы, мужество не означает умения. Когда рыцарей кормили рабы, колоны и клиенты, можно было собрать довольно большое войско, умеющее согласованно стрелять с галопа или строить кантабрийский круг. Если землю пашут воины — королям едва удается наскрести на малую дружину. У Немайн, например, пятнадцать человек, но выучены сызмальства — не все. Кто с детства тетиву не дергал, лучник наполовину!

— У нас в дружине настоящих лучников…

Старый рыцарь поднял два кулака. Один сразу раскрыл, на втором выставил один палец. Шестеро. Немного подумал, разогнул еще один. Пояснил: