— Погоди — сказала Наташа.

— А чего годить-то? Поедим да дальше двинемся….

— Я о другом… Меня немного достало это разлитое в воздухе напряжение, нужно закрыть вопрос раз и навсегда — решительно сказала Наташа.

Она встала, пощупала — подсохли или нет — разложенные на песке камуфляжную куртку и штаны. Затем добавила поверх этой получившейся подстилки полотенце из мешка. Результат ее явно не удовлетворил. Она посмотрела на Жору и скомандовала — Давай-ка, снимай свою робу….

— С чего это вдруг — напрягся Жора.

— А с того, что я сейчас намерена тебе отдаться, а здесь песок и вообще — антисанитария…

— Наташка, не издевайся, я месяца три как монашествую — предупредил Жора.

— Ничуть не собираюсь над тобой издеваться — ответила девушка, сдирая с Жоры рубаху.

Жора, затаив дыхание, смотрел на задорно торчавшие возле самого его носа острые девичьи грудки и не сопротивлялся.

— А с чего вдруг такой пост? — спросила она, расстилая трофейную рубашку поверх прочей одежды.

— Это отдельная история — мрачно ответил Жора. — А что если я не хочу? Или, скажем, именно сейчас у меня нет настроения?

— А это мы как раз сейчас и увидим — сказала Наташа, и, развязав веревочку, заменявшую Жоре ремень, решительно стянула с него штаны вместе с трусами.

— Врешь! — удовлетворенно сказала она, обозрев увиденное — Природу не обманешь, сразу понятно, как ты рад меня видеть… Иди-ка сюда — поманила она Жору на расстеленную одежду — Ложись и не брыкайся.

Жора покорно лег, заметив — С чего это вдруг мне брыкаться? Хотя начало довольно бесцеремонное.

— Слушай, пока будем разводить церемонии, какая-нибудь каверза случится.

Наташа быстро сняла трусики и уселась на Жору — лежи, я все сделаю сама…

— Погоди, не спеши — взмолился Жора — а, это, последствия?

— Жора! — засмеялась девушка, — я же какой-никакой медик, все учтено могучим ураганом. Но твоя забота меня тронула…

Она действительно, сама справилась с нюансами позы «наездница», но Жорино воздержание сыграло злую шутку — буквально через полминуты этой скачки он содрогнулся в оргазме и расслаблено затих.

— Черт — сконфуженно сказал он — я же сказал, что три месяца монашества до добра не доведут.